Лицо ее закройте - Филлис Джеймс (2001)

Миссис Макси сидела тихо и спокойно, она сказала инспектору, что к его услугам весь дом, но единственная просьба – провести расследование так, чтобы не потревожить мужа, человека тяжело больного и не способного уже осознать, что произошло. Сидя за письменным столом, Далглиш наблюдал за ней и думал, что через тридцать лет такой же, верно, станет ее дочь. Сильные, ловкие, украшенные драгоценностями руки недвижно лежали на коленях. Даже со своего места он видел, как они похожи на руки ее сына. Со все возрастающим интересом он заметил, что ногти она стрижет тоже очень коротко, как и сын. Ни малейшего признака нервозности. Она скорее воплощала собой мирное признание неизбежности этой процедуры. Нет, она не отрепетировала свою стойкость. Причина этой неподдельной безмятежности – во внутренней твердости, поколебать которую могло лишь нечто более серьезное, чем расследование по делу об убийстве. Она отвечала на его вопросы с преднамеренной вдумчивостью. Такое впечатление, что она сама оценивала каждое слово. Но она не могла сказать ничего нового. Она подтвердила показания Кэтрин Бауэрз относительно того, как было обнаружено тело, а описание предыдущего дня совпало с уже услышанным им. После того, как около половины одиннадцатого вечера мисс Лидделл и доктор Эппс ушли, она заперла все двери и окна в доме за исключением балконной в гостиной и черного хода. Мисс Бауэрз была с ней. Они вместе взяли свои стакан и кружку на кухне – на подносе осталась только кружка сына – и вместе отправились спать. Ночь она спала плохо – прислушивалась, как там муж. Ничего необычного она не заметила, не слышала ни шума, ни голосов. К ней никто не приходил, вот только мисс Бауэрз пришла рано утром и попросила аспирина. Она не знала о таблетках, которые якобы нашли в постели ее мужа; полагала, что история эта маловероятна. По ее мнению, он ничего не мог спрягать под матрасом, миссис Балтитафт непременно нашла бы. Ей сын ничего не рассказывал об этом инциденте, предупредил только, что заменил таблетки на другое лекарство. Ее это не удивило. Она решила, что он пробует какой-то новый препарат для своей больницы, хотя была уверена, что без согласия доктора Эппса он не станет прописывать отцу новое лекарство.

Спокойствие начало покидать ее, только когда Далглиш принялся неторопливо задавать вопросы, касающиеся помолвки ее сына. Но и тут – скорее раздражение, чем страх изменили ее голос. Далглиш понимал, что вежливые извинения, которыми он предварял обычно щекотливые вопросы, не сработают, уж лучше прямые вопросы. И он спросил в лоб:

– Как вы отнеслись, мадам, к помолвке мисс Джапп и вашего сына?

– Это вряд ли продлилось бы долго так что не стоит употреблять столь определенное слово. Меня удивляет, что вы тратите время на такие вопросы, инспектор. Вы и сами должны понимать – крайне неодобрительно.

Что ж, она вполне откровенна, подумал Далглиш. Но что еще она могла сказать? Вряд ли кто-то поверил бы, что она обрадовалась этой помолвке.

– Даже если ее чувство к вашему сыну было искренним?

– Я готова отдать ей должное – она притворилась, причем вполне убедительно что она искренна. Но какое это имеет значение? У них ничего общего. Ему пришлось бы воспитывать чужого ребенка. Это испортило бы ему карьеру, а через год они возненавидели бы друг друга. Да и с чего бы им ужиться? Ни одна девушка с характером не допустит, чтобы к ней относились с высокомерием, а у Салли характерец дай боже хотя она предпочитает не показывать его. К тому же не понимаю, на какие деньги они бы жили. У Стивена – жалкие заработки. Конечно же, я не одобрила эту так называемую помолвку. А вы бы пожелали такого брака собственному сыну?