Лихорадка - Тесс Герритсен (2008)

Ной покраснел и перевел взгляд на учительницу. Госпожа Горацио подняла лягушку и держала ее в руке, чтобы всем было видно. Казалось, подносить иглу к голове лягушки для нее сущая радость. С сияющими глазами и приоткрытым от удовольствия ртом она вводила иглу в ствол мозга. Задние ножки лягушки заметались, перепончатые лапки задергались от боли.

Амелия вскрикнула и опустила голову, ее светлые волосы рассыпались по парте. По всему классу заскрипели стулья. Кто-то воскликнул в отчаянии:

– Госпожа Горацио, можно выйти?

– … и подвигать иглой взад-вперед, прикладывая некоторое усилие. Не обращайте внимания на дрыгающиеся лапки. Это всего лишь рефлекс. Просто позвоночник посылает импульсы.

– Госпожа Горацио, мне нужно в туалет…

– Потерпи минутку. Вы должны увидеть, как я это делаю. – Она прокрутила иголку, и послышался тихий хруст.

Ною показалось, что его вот-вот стошнит. С трудом сохраняя невозмутимый вид, он отвернулся и сцепил руки под партой. «Только без рвоты, только без рвоты, только без рвоты». Он сконцентрировал внимание на светлых волосах Амелии, которыми всегда восхищался. Волосы Рапунцель. Он смотрел на них, думая о том, как бы ему хотелось их погладить. Он никогда не осмеливался заговорить с Амелией. Она казалась ему сказочной принцессой, недоступной для простого смертного.

– Ну, вот и все, – сообщила госпожа Горацио. – Больше ничего делать не нужно. Я обращаюсь к классу: все видели? Полный паралич.

Ной заставил себя перевести взгляд на лягушку. Она лежала на учительском столе – безвольная, плоская тушка. Все еще живая, если верить старухе Горацио, но не подающая признаков жизни. Он вдруг испытал искреннюю жалость к этой лягушке, представил себя, распластанного на учительском столе, с открытыми глазами и в полном сознании, но совершенно неподвижного. Волны паники ни к чему не приводят, просто фейерверками взрываются в мозгу. Он сам почувствовал себя парализованным, оцепенелым.

– Теперь вам нужно сесть парами, – приказала госпожа Горацио. – Сдвиньте свои парты.

Ной сглотнул и покосился на Амелию. Она беспомощно кивнула.

Он сдвинул их парты. Они не разговаривали; их партнерство было обусловлено лишь близостью парт, но, черт возьми, какое это имело значение, главное – оказаться ближе к ней. У Амелии дрожали губы. Ему очень хотелось утешить ее, но он не знал, как это сделать, поэтому просто сидел молча, все с тем же выражением безразличия на лице. «Скажи ей что-нибудь хорошее, придурок. Порази ее чем-нибудь. У тебя, может, не будет другого шанса!»

– Лягушка действительно выглядит как мертвая, – заметил он.

Амелия содрогнулась.

Госпожа Горацио уже двигалась по рядам с банкой, в которой барахтались лягушки. Она остановилась возле Ноя и Амелии.

– Берите. Каждая пара работает с одной лягушкой.

Кровь отлила от лица Амелии. Теперь все зависело от Ноя.

Он сунул руку в банку и вынул скользкую лягушку. Госпожа Горацио положила на их парту препаровальную иглу.

– А теперь начинайте, – велела она и двинулась к следующей паре.

Ной посмотрел на лягушку, которую держал в руке. Она тоже уставилась на него, выпучив глаза. Он взял иглу, потом снова посмотрел на лягушку. Эти глаза как будто умоляли его: «Не убивай меня! Не убивай меня!» Он отложил иглу, чувствуя, что тошнота подступает с новой силой, потом с надеждой посмотрел на Амелию.

– Хочешь отличиться?

– Я не могу, – прошептала она. – Не заставляй меня, пожалуйста.

Кто-то из девчонок вскрикнул. Ной обернулся и увидел, как Лидия Липман вскочила со стула и шарахнулась от своего напарника, Тейлора Дарнелла. Послышались глухие удары о дерево – бум, бум, бум, – это Тейлор вонзал иглу в тушку лягушки. Кровь брызнула на парту.

– Тейлор! Тейлор, прекрати сейчас же! – воскликнула госпожа Горацио.

Но он продолжал тыкать иголкой. Бум, бум! Лягушка стала похожа на зеленый фарш.