– Дженни не могла умереть так рано. Она была очень хорошей. Такой живой. Это самая невероятная вещь из всех, что вообще могли произойти когда-либо. Но она случилась. И тогда я понял, что все остальное невозможное тоже может произойти. Всю жизнь я был практичным, прилежным, подготовленным. Три «П», как называла это моя мать. Но я никак не мог подготовиться к смерти Дженни, однако в день, когда похоронил ее, поклялся себе быть готовым к любому другому невозможному, что может со мной произойти. Так что, похоже, я все-таки маньяк.

Сэмми взглянул на Девкалиона, заметил пульсирование странного света в глазах гиганта и снова посмотрел на Ральфа.

– Похоже, что нет.

29

Внезапно ревностно уверовав во все, существование чего он ранее отрицал, от инопланетян до Сатаны, Фрост помчался через комнату, мимо глáза-в-языке, до сих пор лежащего на кровати, в коридор верхнего этажа. Сердце пустилось в галоп, и он сам слышал, как задыхается на бегу. Он знал, что бежит так же быстро, как бегал раньше, насколько вообще мог, но чувствовал, что двигается замедленно, что воздух сопротивляется, будто вода, а ноги налились свинцом, как у водолаза на глубине, в скафандре и массивном шлеме, бредущего по дну океана.

Даже сквозь отчаянный хрип своего сорванного дыхания и топот собственных ног Фрост слышал преследователя, жужжание-шипение-потрескивание-хруст и в то же время ни на что не похожие звуки, совсем не тот тихий шум, доносившийся из кокона, никогда раньше не слышанный шелест, который только что был влажным и явно биологическим звуком, но мгновенно стал сухим, как подхваченный ветром песок.

В середине холла Фрост повернул направо, к открытой лестнице. Меняя направление, оглянулся. Нечто гналось за ним – не женщина и не субстанция в виде аморфной массы бурлящей ткани, которой она была, когда засасывала останки Даггета. Теперь оно стало летучей серо-серебристой материей, плотной как дым, мерцающим роем, кишащим якобы насекомыми, настолько мелкими, что их невозможно было различить взглядом, миллионом и миллиардом этих созданий. Но он знал: все это вместе будет телом женщины, вышедшей из кокона, а значит, это не могут быть обычные насекомые, это материя, составляющая ее плоть, и она несется за ним серым облаком, мчится к нему и проглотит его так же быстро, как в ванной сожрала Даггета.

С пистолетом в руке, но без малейших иллюзий по поводу его полезности, Фрост рванул вниз по лестнице. Рой пронесся над его головой, собираясь, наверное, обогнуть лицо и высосать глаза из черепа, чтобы ввинтиться внутрь и сожрать Фроста. Однако в полете наткнулся на канделябр, блестящую люстру со множеством латунных рожков и плафонов янтарного цвета с лампами в виде свечей. Рой пролетел его насквозь, растворив цепь, с которой он свисал, и электропровод, поэтому теперь фойе освещали только лампы на лестнице и настенный светильник над входной дверью.

Погасший канделябр упал, но лишь с половиной скорости, задаваемой гравитацией, поскольку поплыл на кипящей туче хищных микроскопических термитов, опускаясь на первый этаж, словно корабль, медленно тонущий в пучине, уменьшаясь по пути, ибо в падении его пожирали. То, что достигло нижнего коридора, в итоге стало всего лишь облаком, роем, от канделябра не осталось ни завитка металла, ни осколка стекла.

Проскочив площадку, Фрост замер на нижнем пролете изгибающейся лестницы. Внизу его ждала смерть. Рой теперь казался менее ярким, не таким серебристым, более темного оттенка серого… и комковатым.

Сейчас он больше походил на грязную воду, а не на дым, и эта вода разливалась по фойе, захлестывала стены, сбивалась в сторону нижнего коридора, что вел дальше в дом, но затем снова покатилась к входной двери.