Плохая шутка - Иван Миронов, Александр Варго (2019)

Держась за дверные косяки, Виктор медленно вошел в гостиную. Он молча приблизился к спящему пьянице, сжимая в правой руке нож. Возле кресла лежали две пустые полуторалитровые бутылки из-под пива вперемежку с пакетиками с надписью «Арахис». Еще две бутылки: одна полупустая, другая еще не открытая, стояли рядом. Справа от кресла разместилась пепельница, наполненная желто-оранжевыми окурками. Рука спящего свесилась прямо над кучкой «бычков».

Итак, ритуал Филимоновым был соблюден. С опозданием или нет, но весь реквизит этого грустного фарса оказался на сцене.

Виктор ударил ногой Филимонова по лодыжке.

– Вставай, дружок, а то все проспишь.

Голос прозвучал достаточно твердо, и это взбодрило Погодина.

– Давай, сукин ты сын, просыпайся.

Филимонов не шевельнулся. Виктор пнул его еще раз со всей силы мыском ботинка. Правая нога безвольно ударилась о левую. И вновь никакой реакции.

– Матерь божья!

Виктор все понял. Естественно, все знамения сегодняшнего дня не были совпадением. Сначала опоздание Филимонова, затем этот парень с конвертом, старик в подъезде, взявшийся неизвестно откуда. Все это были звенья одной цепочки. Все это было частью очередной Господней шутки.

На всякий случай Погодин пощупал сонную артерию. Никаких сомнений в том, что второй убийца его жены мертв, не оставалось.

Виктор замер, и несколько минут в комнате не происходило никакого движения, если не считать мелькания на экране. В его голове установилась странная пустота. Внезапно жизнь потеряла всякий, даже иллюзорный, смысл. Оба ублюдка были мертвы: один покоился на дне озера в Воронцовском парке, второй, бездыханный, сидел у себя в кресле. Дмитрия Кондратенко на тот свет проводил нож Погодина, Филимонов же, трусливая падаль, успел помереть до прихода Виктора. Умерли две бессмысленные по своей природе твари, о которых никто не вспомнит и никто не пожалеет. Виктор задумался, а кто придет на его похороны? За те годы, которые прошли с момента смерти Катюши и Славы, он растерял всех тех, с кем общался, когда его семья была полной. Он не хотел это делать, но он просто не мог и не желал никого видеть. Он хотел упиваться своим горем в одиночестве. Катя была соединительным звеном между ним и другими, и, лишившись этого звена, Виктор просто исключил всех из своей жизни: друзей жены, друзей сына, своих немногочисленных знакомых. Сначала к нему приходили, сочувствовали, помогали. Потом это стало происходить реже. Затем сменилось несколькими вежливыми звонками в год. И, наконец, вовсе прекратилось. Он добился того, чего хотел – остался со своим горем вдвоем.

И теперь Виктору осталось только пойти домой и дожидаться, когда смерть заберет и его. К жене. К сыну. Домой.

Стоя над трупом Филимонова, Виктор вдруг подумал, что его старинный друг Сергеев Леша (точнее, Сергеев Алексей Петрович – какой, к черту Леша, в семьдесят пять-то лет) наверняка пришел бы на похороны к нему. Но стоял бы там в полном одиночестве.