Где скрывается правда - Кара Томас (2019)

Я сжимаю челюсти, но она давит мне на лицо, пока у меня не начинают слезиться глаза. Я открываю рот и ненавижу себя за то, что дала волю слезам. Аннетт засовывает руку мне в рот и кладет таблетку ближе к глотке, ведет меня на кухню и заставляет запить ее водой. Руку она держит у меня на затылке. Я дергаюсь, чтобы засунуть в горло палец, но она хватает меня за руку.

– Если тебя стошнит, придется повторить процедуру, – говорит она мягко.

Она заставляет меня сесть на диван, а сама садится на другой его конец, наблюдая за мной. Я гляжу на нее в ответ, пока у нее не вырастает еще одна пара глаз, а голова не раскалывается на две части. Я закрываю глаза, борясь с новой волной тошноты. Даже если бы у меня получилось выблевать то, что она мне дала, уже слишком поздно. Когда я просыпаюсь, мне становится еще хуже: видимо, эффект от таблеток, которые она мне дает, накапливается.

С того времени как Аннетт забрала меня из больницы, вряд ли прошло больше дня. Мэгги придется выждать минимум сорок восемь часов, чтобы полиция позволила ей доложить о пропаже человека. Скорее всего, я пробуду тут дольше, пока до кого-нибудь не дойдет, что я ушла с матерью не по своей воле.

Я трогаю карман, в котором вчера ночью лежал телефон. Аннетт точно его забрала, хотя от него здесь не будет толка: батарея села еще несколько часов назад.

Я проваливаюсь в туманное пространство между сном и явью и оказываюсь на переднем сиденье маминой машины восемь лет назад. Выкарабкиваюсь из нее, мои маленькие ножки путаются в обертках от фастфуда, и я бегу по шоссе.

Однажды она дала мне сбежать, и по выражению ее лица понятно, что она никогда не допустит этого снова.

Глава тридцать вторая

Я просыпаюсь на диване. Поднимаю руку, чтобы вытереть слюну, засохшую в уголке рта, и выплевываю ругательство. На моих запястьях пластиковая стяжка. Поднимаю руки ко рту и пытаюсь разгрызть пластик. Челюсть болит, как будто во сне я скрипела зубами. А может, это побочный эффект от таблеток.

Звук открывающейся передней двери заставляет меня опустить руки. Дверь отворяется, и плечом вперед заходит Аннетт. В руках у нее наколотые дрова.

– Хочу пить, – хриплю я.

Аннетт кивает и кладет поленья.

– Я налью воды.

Я наблюдаю за изгибом ее спины, как она склоняется над печкой. Она зажигает спичку и бросает ее в розжиг, ставит на решетку кастрюлю.

– Жарковато для чая, – говорю я.

Она оглядывается на меня из-за плеча.

– Это вода из ручья. Я ее кипячу, чтобы было безопаснее пить.

– Ты накачала меня таблетками и похитила, а теперь волнуешься, что я подхвачу бактериальную инфекцию?

Аннетт широким шагом подходит ко мне, садится на противоположный край дивана, ее взгляд на мгновение задерживается на моих запястьях.

– Ты – моя дочка и должна быть рядом со мной. Не говори так обо мне.

– Что ты меня похитила? – Меня трясет, и я опираюсь на подлокотник. Щиколотки тоже сцеплены пластиковой стяжкой. Глаза Аннетт сконцентрированы на мне. Они карие, как и у нас с отцом. Раньше мне никогда не казалось странным, что только у Джос глаза зеленые.

– Папа не знал, что она не твоя, да? – спрашиваю я. – Она сказала ему, кто она такая на самом деле, в тюрьме, много лет назад. Знаешь, что он сделал? Он попытался получить награду от семьи Мэйси Стивенс.

Аннетт встает, подходит к печке и проверяет кастрюлю с водой.

– Бабушка мне рассказала о ребенке, – кричу я в истерике, отчаявшись вытянуть из нее ответ, – о том, который умер.

Аннетт вздрагивает всем телом.

– Поэтому ты украла Джос? Алан не стал бы заводить с тобой еще одного ребенка?

Она молча открывает буфет и достает стакан – банку из-под джема с Томом и Джерри на этикетке, одну из тех, что мы оставляли и мыли, чтобы потом из них пить.

– Твой любимый, – говорит она с кривой улыбкой.

– Отвечай! – кричу я. – Зачем ты ее забрала?