Ранняя пташка - Джаспер Ффорде (2019)

Но я опоздал. В луче света, проникающего сквозь отверстие в своде над алтарем, стояла Аврора, властная, надменная.

– Значит, это все-таки был Уэбстер, – сказала Аврора, бросив взгляд на Уэбстера и Дона Гектора, затем на меня.

Я попытался снова ускользнуть, но Аврора схватила меня за руку и заломила ее за спину. Я догадался, что этот прием предназначен для того, чтобы надежно задержать жертву – затопить ей сознание болью, чтобы она не могла сосредоточиться.

– Я в восхищении, – сказала Аврора. – У тебя от природы дар видеть сны; мне потребовались годы на то, чтобы овладеть тем, что ты делаешь.

Она подняла голову и заговорила. Я догадался, что такие агенты, проникающие в сон, работают парами – один находится в Пространстве сна, а другой остается в реальном мире и следит за тем, что скажет первый. Я мысленно представил себе Аврору, лежащую на койке в «Гибер-техе», где-нибудь недалеко от меня, и бормочущую во сне.

– Так, связником Дона Гектора все-таки был Уэбстер, – сказала Аврора. – Выясните, где он жил, и пошлите туда людей.

Я вырвался из ее рук. Как только боль прекратилась, я смог сосредоточиться, и тотчас же в открытую дверь хлынули маленькие обнаженные руки, суетясь, толкая друг друга, падая в своем стремлении быстрее проникнуть внутрь. Руки устремились было к Авроре, но та бросила на них всего один взгляд, и они мгновенно превратились в опавшую осеннюю листву.

– Это еще что такое? Любительское представление? Итак, пока я не навлекла на тебя все мыслимые ужасы: где – Уэбстер – спрятал – валик?

– Кривой, не ходи туда! – крикнул Чарльз.

Но, как я ни старался, у меня ничего не получилось. Вдруг я очутился в фойе «Геральда», в кресле напротив Зазы, подозрительно покосившейся на меня.

– Мы знаем одну укромную ферму в Линкольншире, – начала она, – где живет миссис Бакли…

– Да, знаю, – перебил ее я. – В июле там созревает горох.

Открылась входная дверь. Обернувшись, я увидел, что это опять Уэбстер. Одежда другая, лицо то же самое. Все мои сны нахлынули разом, перемешиваясь между собой.

– Аврора ни в коем случае не должна найти валик! – воскликнул Уэбстер, с тревогой озираясь вокруг. – Даже не думай о нем! Больше того, не думай даже о том, чтобы думать о нем! Думай о «Бонанца».

– О «Бонанца»?

– Или о «Сыромятной плети». Неважно. Кирпичная стена, креветка, Эд Рирдон, «Мотт де Хупл», «Зелене жито» [147], Йоркский кафедральный собор. Думай о чем угодно, только чтобы не впустить ее в сознание.

В фойе вошла Аврора, разговаривающая со своим невидимым напарником.

– Это «Геральд Камбрийский». Недоумок с кривой рожей привел нас прямиком сюда. Это уже мое две тысячи семисотое вторжение, – добавила она, направляясь ко мне. – Мне приходилось отлавливать тех, кто спасается бегством, пытается сбить с толку и направить не в ту сторону, даже тех, кто возводит новые вселенные, меняет свою форму и постоянно отклоняется от темы. Ничего этого ты не умеешь. Ты просто скачешь с места на место, оставляя такой явный след, что идти по нему смог бы и дилетант. Итак: где валик?

– В прачечной.

– Этот ответ ты выдал слишком легко. Повторяю: где валик?

Очень трудно не думать о том, о чем ты усиленно стараешься не думать. Я попытался перебросить нас куда-нибудь в другое место – обратно на Говер, в «Уинкарнис», на ранчо «Желтая сосна», в последний Обжорный четверг в Приюте, но сделать это оказалось непросто, и меньше чем через минуту мы очутились в комнате, где жил Чарли Уэбстер.

– Вот видишь? – сказала Аврора. – Все может быть совершенно безболезненным. И знаешь что? Мне даже не нужно заставлять тебя сказать, где валик. Тебе достаточно будет просто о нем подумать. И рано или поздно это произойдет. Комната 106, – обратилась она к своему напарнику. – Отправьте туда команду.