Когда Кикуко посмотрела на кровать, я увидел, как она сдерживает слезы.

— Osnaberi.

Тот факт, что я слышу это прозвище и больше недели не слышу саму трещотку, глубоко задел меня, но я сдержался и не зарыдал.

И хоть меня трясло, я собрал все силы, чтобы остаться спокойным, когда миссис Ямаучи отпустила свою дочь и подошла ко мне. Она четко и пристально посмотрела мне в глаза, а затем похлопала по плечам и потерла их, словно пыталась согреть меня.

— Не переживай, он выгонит ее обратно к тебе, если встретит на той стороне, — сказала она с благородной улыбкой, и мне пришлось долго вникать в смысл ее слов. Я посмотрел на их дочь, которая склонила голову, затем снова на миссис Ямаучи, и сам покачал головой.

— Мистер Ямаучи? — спросил я ее, и оказалось, из всех людей она пыталась утешить именно меня. — Нет...

— Я уверена, он поторопился именно из-за нее. Он хотел убедиться, что она тебя не оставит. — Пока она говорила, из глаз ее лились слезы, хоть она и продолжала улыбаться.

В ее присутствии меня окончательно сломило, я ощутил, как слезы градом катятся у меня по щекам и по рту. В один момент на меня напала боль — моя боль, ее боль, все это.

— Простите.

— Нет. Ты прости. — Она обняла меня.

— Как? Я не... Мы же собирались поужинать на День благодарения?

— Он был в возрасте. Мы стары, Малакай. Настал день, отнявший его память, он долго боролся, мы знали, что это близится, потому я и хотела последний День благодарения. Вас двоих он любил особенно. Это случилось семь дней назад, сразу после Дня благодарения. Я не хотела добавлять тебе печали. И не могла... Не готова была кого-то видеть. Но теперь, когда я знаю, я рада. Не стоит беспокоиться об Эстер. Когда умирают старики, это горько, а когда умирают молодые — это трагедия. А если что и ненавидел Косуке Ямаучи, так это трагедию.

Вытирая щеки, я глубоко вдохнул, и снова взглянув на нее, постарался выпрямиться, хотя и чувствовал себя слабым и ничтожным. Я отпустил руку Эстер — не сделай я этого, она придушила бы меня, будучи в сознании, затем повернулся к Кикуко и снова поклонился, принося соболезнования.

— Goshusho-sama desu.

— Помни, Малакай, секрет долгой жизни в том, чтобы любить жизнь и не принимать страдания ради любви за страдания, но находить в них отраду. Она вернется.

Кикуко направилась к Эстер. Положив руку ей на лоб, она сказала:

— Oshaberi, я все еще жду свою книгу.

На это я немного улыбнулся.

— Она закончила ее...

— Я не буду читать, пока она не очнется, — ответила она строго.

Я кивнул и пододвинул ей стул. Подняв взгляд, обнаружил, что ее дочь уже ушла, а вместо нее на стуле у двери стояла корзинка с обедом.

— Майя скромная и очень горюет. Она скоро придет, я уверена. Она принесла тебе поесть, — радостно сказала Кикуко, поднимая корзину. — Давай поедим. Может, это ее разбудит.

Кивнув, я подошел к корзине и, подняв ее, был удивлен тому, насколько она тяжелая. Когда я поднес ее, Кикуко все распаковала и поставила перед Эстер. Затем чуть подождала, словно думала, это и правда ее разбудит. Второй раз больше чем за неделю мне захотелось улыбнуться. Она напоминала мне Эстер...

Она здесь.

Я снова вижу ее.

— Врачи что-нибудь говорили? — мягко спросила она, передавая мне пару палочек.

— Они не понимают, почему все так.

У меня было ощущение, что ее тело нездорово. С тех пор как она упала под лед, у меня не было ни одного воспоминания и не болела голова. Так бывало в те моменты, когда она умирала до меня. Когда больше не было боли, только небытие, затем темнота, а затем я вспоминал этот момент уже в новой жизни, в новом месте, с новым именем.

— Не теряй надежду, — прошептала она, положив свою руку поверх моей.

— Спасибо вам за...