Гость действительно выглядел солидно. Он был еще достаточно молод, но уже не юн. Лиза дала бы ему около тридцати. На нем был дорогой костюм и ботинки, явно сшитые талантливым мастером. Несколько лет назад, когда Лиза ездила в Петербург к Ольге, она видела такие костюмы на прогуливающихся по улицам мужчинах. Однако на совсем уж богача из столицы гость не походил. Было в нем что-то простое, деревенское. Не то взгляд, не то манера держаться.

Ради гостя отец все же велел Осипу принести наконец дров, а потому в печке ярко полыхал огонь, треща и сыпля искрами. Большая комната еще не успела прогреться, но воздух уже пах будущим теплом и золой.

– Ну вот, моя Лизавета, – отец сделал широкий взмах рукой, как будто Лиза была не невысокой худощавой девушкой семнадцати лет, а всем его огромным поместьем, которое несолидно указывать меньшим размахом.

Лиза подумала, что надо бы как-то поприветствовать гостя и выказать ему свое уважение, но застыла на месте, когда он повернулся к ней. Взгляд черных глаз практически пригвоздил ее к полу, и в этом взгляде не было ничего романтического, как писали в книгах о любви, которые присылала ей Ольга. Нет, Лиза просто испугалась.

Мужчина улыбнулся ей, но Лиза видела, что он лишь приподнял уголки рта, глаза так и остались серьезными, оценивающими… страшными. Он размашистым шагом подошел к ней, поклонился и хотел взять ее руку, чтобы поцеловать, но Лиза от ужаса неприлично спрятала ладони в складках платья. Мужчина выпрямился, сделав вид, что не заметил ее невежества.

– Позвольте представиться, Елизавета Андреевна, Аркадий Петрович Галушкин. Я купил соседнее поместье не так давно, поэтому, так сказать, теперь ваш сосед.

Лиза с трудом заставила себя отвести взгляд от его лица, но на большее ее не хватило. Даже когда она не смотрела на него, все равно помнила эти страшные глаза, острый нос и тонкие губы, кривящиеся в непривычной для них ухмылке.

– Лиза, – тут же одернул ее отец тем самым шепотом, который обычно призван играть на публику: все вокруг его слышат, и предназначается он окружающим, чтобы показать, что человек не одобряет того, кого отчитывает.

– Ничего-ничего, – Аркадий Петрович показательно-добродушно рассмеялся, делая вид, что его ни капли не трогает невоспитанность и откровенный испуг юной соседки и, как вскоре выяснила Лиза, все же потенциальной невесты.

Ей пришлось сидеть в гостиной около двух часов, делая вид, что она вышивает, и слушая беседу отца и гостя. Они говорили о ведении хозяйства, волнениях среди крестьян, которые набирали обороты, болезни царя-батюшки и многом другом, о чем обычно говорят малознакомые мужчины, внезапно ставшие соседями. Лиза пыталась слушать, но мысли то и дело перескакивали на старые яблони за ее окном, которые но ночам сухими ветками бились в стекло, на покосившийся забор, на черную кромку леса за ним. Все это она каждый день видела из окна своей комнаты и теперь почему-то думала, что больше ей не суждено их видеть.

Затем отец пошел проводить гостя, а Лиза так и осталась сидеть в комнате, только больше не изображала никакого рукоделия, невидящим взглядом уставившись в окно, за которым стало совсем темно. Уйти к себе без позволения отца именно сегодня она не осмелилась. Обычно для этого не нужно было спрашивать разрешения, но она чувствовала, что отец захочет поговорить. Так и оказалось.

Он вернулся почти четверть часа спустя, в тулупе, припорошенном снегом, но с довольной улыбкой на лице, какой никто в поместье уже давно не видел у него.

– Ну, Лизавета, и как тебе Аркадий?

Лиза подняла на него полный ужаса взгляд, уже догадываясь, что последует дальше.

– Жениться он на тебе хочет.

Она в отчаянии замотала головой.

– Пойдешь за него замуж? – как будто не заметив страха в ее глазах, спросил отец.

Нет, нет, только не за него.