Пропавший - Мэри Торджуссен (2017)

– Я перевела свои счета в банке на другую фамилию, и моя мама стала доверенным лицом, контролировавшим деньги.

Бросив отца, мама очень изменилась. Неизвестно из какого источника, но она обрела крепчайшую силу воли, и после оглашения моего приговора приехала из Шотландии, чтобы выставить мой дом на продажу. А когда его купили, снова явилась в компании мужа сестры и пары его дружков. Знала, что при такой защите отец и пальцем ее тронуть не рискнет. Она описывала мне, как дождалась его отъезда на работу, а потом они все вместе вошли в дом, чтобы забрать ее оставшиеся вещи. Оттуда она отправилась ко мне, тоже за вещами. В следующем письме рассказывала, что Шейла и Рэй наблюдали за ней из окна своей гостиной. Но все мое имущество хранилось отныне на складе, хотя мне не хотелось больше видеть ничего из своих прежних пожитков.

– Я знаю, Вики беседовала с вами по поводу работы. Не забывайте, что и я могу помочь вам подыскать подходящее место, – сказала Джанин. – Или, вернее, указать вам правильное направление поисков. А нам с вами предстоит встречаться еженедельно. Это одно из условий освобождения. Вам потребуется пара недель, чтобы обжиться в новом доме, но следует начать искать работу как можно скорее.

Я сжалась. Мне ведь уже дали понять, что я едва ли буду принята куда-либо на должность даже простого бухгалтера. И с работой возникнут проблемы. Придется сообщать любому нанимателю о своем недавнем выходе из тюрьмы: не лучшая рекомендация, если принять во внимание общий экономический спад. Уже года два я часто ломала себе голову над тем, чем смогу заняться, но так ни к чему и не пришла. Единственным разумным выходом представлялось открытие своего небольшого бизнеса. Мне с трудом удавалось вообразить, как я заполняю анкету при приеме на работу и объясняю причины своего пребывания за решеткой.

– И последнее, о чем мне необходимо поговорить с вами, – продолжила Джанин. Она перевернула еще одну страницу моего личного дела. – Из этих материалов следует, что поначалу вы были склонны обвинять других людей в том, что оказались в столь тяжелой ситуации. Сваливали на них все, что натворили сами. – Она еще раз прочитала текст документа. – Особенно это касалось Мэттью Стоуна. Он давал показания против вас в суде, если не ошибаюсь.

Я с тоской вспомнила, как Мэтт, отощавший и очень бледный, со свидетельской скамьи рассказывал всем о постоянном насилии над собой с моей стороны. Стоило ему впервые произнести подобную фразу, как глаза присутствующих в зале устремились на меня. Кроме его собственных, разумеется. На меня он избегал смотреть. Казалось, что для него меня не существовало.

– Значит, вы утверждаете, что подсудимая регулярно била вас? – спросил его представитель прокуратуры.

Мэтт молча кивнул, но его заставили отчетливо произнести: «Да, это так» – для занесения в протокол. С дрожью в голосе он сделал это.

– Когда это началось?

– Мы были знакомы около двух лет, когда она впервые распустила руки. – Мэтт смотрел в противоположную от меня сторону. Но я уставилась прямо на него, и он чувствовал на себе мой взгляд. – У нее всегда был необузданный темперамент, но до того момента она никогда не кидалась в ярости на меня.

В зале суда был собачий холод, и мне приходилось прятать руки в рукавах свитера. Отчасти, чтобы согреть, но и скрыть дрожь тоже. Или, по крайней мере, скрыть ее от публики в зале. Пока Мэтт говорил, мои пальцы нащупали шрамы на руках, оставленные мной самой в злости на себя, когда по ночам я лежала на койке в тесной камере, думая о доме, о Мэтте и о Кэти. Обо всем, чего мне так не хватало, чего я лишилась.

– Насколько часто происходили подобные нападения на вас? – спросил прокурор.

Нападения? Я не воспринимала свои действия как нападения. Но видела присяжных, смотревших на меня в изумлении. Я знала, что вопреки всем инструкциям и правилам они непременно станут обсуждать меня между собой сегодня же вечером.