Я сосредоточился на фотографиях поездов в рамках. Байкало-Амурская магистраль, засыпанная снегом, склоны Анд и дамбы, пересекающие море. Вчера я видел все эти фото! В доме Денизы!

— Нет, Джамал, все кончено. Дениза Жубан никогда не жила в деревне Иф. Равно как и Кристиан Ле Медеф в доме на площади Жан-Поль Лоран. Ты никогда не говорил с ними, они никогда не видели девушку, которая прыгнула с обрыва. Они не видели, и никто не видел. Ни один журналист. Ни один жандарм. Потому что, Джамал, Магали Варрон никогда не существовала. Ты ее придумал. Не знаю, почему, но ты придумал все эпизоды ее жизни. Они, без сомнения, имеют сходство с историей Морганы Аврил, так как ты дал ей лицо Морганы. Быть может, они также имеют отношение к убийству Миртий Камю. Наверняка именно поэтому тебя разыскивает полиция. Ясно одно, и это, пожалуй, хорошая новость для тебя, Джамал. — Прежде чем добить меня, она глубоко вздохнула. — Жандармы не смогут повесить на тебя убийство и изнасилование Магали Варрон, потому что ее не существует!

Я схватил полицейское досье, украденное у Пироза.

На нем заглавными буквами было написано: МАГАЛИ ВАРРОН.

Я не мог придумать…

Мона раздраженно отмахнулась, словно приказывая мне молчать.

— Мы уже говорили об этом, совсем недавно. Я выполнила свою часть соглашения, Джамал. Теперь тебе пора выполнить свою. Как только рассветет, ты пойдешь в полицию сдаваться.

Я не хотел уступать:

— Послушай, Мона, они только этого и ждут! О’кей, сейчас мы бьемся головой о стены, но есть еще темные места, которые хорошо бы осветить. Разве ты не находишь? Вот, к примеру, дилемма заключенного. И письма! Я все же не настолько сошел с ума, чтобы засунуть конверт в коробку из-под перчаток, а через час забыть об этом.

Мона так ласково посмотрела на меня, что я немедленно вспомнил психиатров из клиники «Сент-Антуан», когда те с профессиональным терпением выслушивали неправдоподобные рассказы подростков, пойманных на лжи.

Идиотизм! Но я не мог отказаться от своей мысли.

— Разгадка находится в письмах! Там есть что-то, чего никто не заметил, Мона. Что я один могу обнаружить…

Она нежно погладила меня по голове. Жест скорее матери, нежели возлюбленной.

— Забудь, Джамал. Забудь настоящее. Забудь все, что произошло за последние три дня. Тебе все привиделось. — Ее указательный палец спустился ко мне на лоб. — Тебе привиделось, ибо истина у тебя в голове, скрыта где-то очень глубоко. Тебе надо разобраться с тем, что произошло десять лет назад, а не с тем, что случилось на этой неделе.

Не думая, я схватил ее за запястье и сильно сжал, очень сильно, а потом отбросил ее руку, словно сухую ветку.

Мой голос стал ледяным:

— Тогда ты тоже.

— «Ты тоже» что?

— Ты тоже играешь в игру. Сводишь меня с ума, чтобы заставить расплачиваться за чужие грехи! Пытаешься повесить на меня убийство двух девушек десятилетней давности. Ведь это и есть цель игры? Заставить меня сорваться? Заставить признаться?

Внезапно мысли мои обратились к конверту в бардачке, найденном в салоне «фиата», и к почтальону, приносившему почту в Вокотт. Кто-то словно предвидел мои шаги и первым наносил удар. Организовать это могла только Мона! Она основной двигатель заговора!

— Оставь меня, Мона. Я продолжаю играть. Один.

Ее рука снова попыталась завладеть моей рукой, но я оттолкнул ее.

— Я больше не доверяю, Мона. Не доверяю никому.

Я понимал, что поступаю как распоследний негодяй.

Быть может…

Ради меня Мона пошла на неслыханный риск.

Или нет.

Сомневаться — значит, идти на риск. Я больше не мог позволить себе рисковать. Сейчас я встану, выйду из машины и затеряюсь в ночи. Мона открыла дверцу.

— Оставь машину себе, Джамал. Тебе она нужнее, чем мне…