Амнезия - Сэм Тэйлор (2008)

— Понятно. Назовите дату вашего рождения, Джеймс.

— Двадцать второе июля семьдесят третьего года.

Доктор Льюис записала.

— Как звали ваших родителей?

— Джордж и Пенелопа.

— Хорошо. Вы можете вспомнить, где были в день гибели принцессы Дианы?

Вопрос показался Джеймсу странноватым, но он прекрасно помнил тот день, к тому же ему не хотелось ударить в грязь лицом перед доктором Льюис.

— Я готовил на кухне завтрак. На часах было около восьми. По радио рассказывали о жизни принцессы Дианы. Меня это сразу насторожило. Затем начался выпуск новостей и передали, что она погибла. Новость потрясла меня. Я так часто видел Диану по телевизору и читал о ней в газетах, что считал принцессу почти членом семьи. Несколько раз она даже снилась мне.

— Замечательно. Вы помните, что ели вчера вечером?

— Вчера? Разумеется. Чили кон карне с рисом, а запивал австралийским шардонне.

— Превосходно. Сейчас я буду произносить слова, а вы постарайтесь сформулировать, с чем они для вас связаны. Называйте первое, что придет в голову, не задумываясь. Ясно?

Джеймс кивнул.

— Дождь.

— Я смотрю в окно спальни, а капли стекают по стеклу серебристыми червячками. Мне кажется, в детстве всегда шел дождь и я чувствовал себя отвратительно, впрочем, наверное, как любой ребенок, выросший в этой стране.

Доктор Льюис что-то записала в блокнот.

— Боль.

— Этим летом я сломал лодыжку. Бежал вверх по ступеням и подвернул ногу. Болело чертовски. Пришлось в самую жару проходить два месяца в гипсе.

— Пятно.

Пару мгновений Джеймс панически размышлял над ответом.

— Как-то раз мама купила мне белую рубашку. Я ходил в ней в школу, гулять в рубашке во дворе мне запрещали, но однажды я уговорил маму. Мы с приятелями повздорили, одному из них в драке разбили нос, рубашка запачкалась кровью. Мне было тогда лет семь или восемь. Мама очень расстроилась, а я еще долго мучился чувством вины.

По правде сказать, чувство вины мучило Джеймса сейчас. Историю про драку он придумал на ходу, потому что не собирался ни с кем делиться своими истинными воспоминаниями. Ему совершенно не хотелось откровенничать о пятнах от семени или менструальной крови с этой строгой докторшей, которую он видел первый раз в жизни. Наверняка теперь лечение окажется бесполезным, размышлял Джеймс. Он тревожно вглядывался в лицо женщины, но внешне та не проявляла никаких признаков недоверия. Не поднимая глаз от блокнота, доктор Льюис продолжила:

— Поезд.

Внезапно Джеймс утратил связь с реальностью: он больше не сидел в приемной врача, а стоял на платформе оживленной железнодорожной станции. Никогда в жизни он не чувствовал такой мучительной душевной боли. Поезд медленно отползал от станции, из окна махала чья-то рука. Когда поезд уменьшился в размерах, внутри у Джеймса что-то оборвалось. Словно между поездом и его сердцем лопнула туго натянутая струна.

Джеймс опустил глаза, и когда снова поднял их, вокруг был тот же успокаивающий интерьер приемной. Он не знал, что сказать. Было ли это воспоминание частью его прошлого? Джеймс не знал. Он словно на миг заглянул в чужую память. Почему тогда переживание было таким ярким, таким резким и настоящим?

— Поезд, — без всякого выражения повторила доктор Льюис.

— Э… не знаю. — Голос Джеймса дрожал. — Я вскакиваю на подножку, куда-то еду, наверное на море в каникулы…

Джеймс поднял глаза на доктора Льюис. Она оставила блокнот и смотрела прямо на него. В глазах женщины Джеймс прочел сочувствие и жалость.

— Что-то не так? Неприятное воспоминание?

— Нет, — замотал головой Джеймс.

Внезапно глаза наполнились слезами. Джеймс рассердился на себя — он не должен распускать сопли перед этой докторшей!

— Нет! — крикнул он.

Доктор Льюис поднялась из-за стола и направилась к нему. В комнате заметно потемнело.