Амнезия - Сэм Тэйлор (2008)

На глаза наворачивались слезы ярости. Джеймс толкнул калитку, она подалась. Некогда мощеную дорожку забетонировали. Джеймс направился к заднему дворику. Из-за туч вышла луна, и он мог разглядеть местность в деталях. Поначалу Джеймсу показалось, что он ошибся калиткой, но постепенно в изменившемся облике сада начали проглядывать знакомые черты. Магнолия и ветви соседской плакучей ивы все так же подпирали изгородь, но сарай и навес для автомобиля исчезли; пропал каток, розовый куст в центре альпийской горки, огородик и забор. Все эти приметы, представлявшиеся такими вечными и незыблемыми, просто перестали существовать. Джеймс стоял на покатой бетонной террасе и чувствовал, как его захлестывает печаль. Его детство ушло навсегда.

С губ сорвался звук: полустон-полуплач. Джеймс огляделся — неужели этот звук издал он сам? Ему почудилось, что рядом с альпийской горкой мелькнул смутный силуэт — кто-то качнул ветви молодых яблонь. Наверное, кошка, решил Джеймс, и тут луна снова зашла за тучи. Послышался шорох, хруст, топот. Внезапно Джеймс испугался. Неужели кто-то преследует его? В памяти всплыло полузабытое лицо Малькольма Трюви. Джеймс развернулся и на ощупь выбрался на залитую светом фонарей мостовую.

~~~

Джеймс зажег сигару и откинулся на диван. На часах два ночи. Перед мысленным взором возникла картинка: он курит сигару на балконе амстердамской квартиры, просунув ногу в гипсе между прутьями и выдыхая дым в небо. Воспоминание было живым и ярким, но каким-то нереальным. Прошлое лето превратилось для Джеймса в другую планету. Он пытался вспомнить жару, яркие цвета, едкие запахи, но посреди зимы это требовало невероятных усилий. Я не могу доказать, что все это действительно со мной было, подумал он. Канал и бар. Вид из окна амстердамской квартиры. Тело Ингрид. А еще гипс. Что ж, по крайней мере, гипс ему не приснился — в холодные сырые ночи кость в месте перелома ныла, убеждая в реальности травмы.

Дым застилал глаза, поэтому Джеймс потушил сигару и поднял глаза. Со стен и потолка на шнурках свисали рождественские открытки. В этом году Джеймс не отправил и не получил ни одной. Мать пугало, что сын растерял все связи. Мам, неужели ты думаешь, что всем им есть до тебя дело, пожимал плечами Джеймс. Тебе и самой вряд ли так уж интересны эти люди.

Он поднялся с дивана и перевернул несколько открыток: «Наилучшие пожелания от Джеффа и Сандры», «С Новым годом! С любовью, Мириам, Кит и Джонсы». Кто эти люди? Как связаны с его родителями? Джеймс продолжал переворачивать открытки, пока не наткнулся на ту, которая заставила его иронически скривиться: «Поздравляю с Рождеством и желаю всего наилучшего в новом году! Ингрид».

Джеймс рассматривал знакомый почерк: круглые буковки, жирные точки над «i». Сердце забилось сильнее. Детский рисунок — зеленая елочка на белом фоне. Внутри пожелание: «Vrolijk kerstfeest en een gelukkig nieuwjaar». Джеймс закрыл глаза и постарался представить лицо Ингрид. Он помнил, как она выглядит, безошибочно узнал бы ее в любой толпе, но сейчас знакомые черты расплывались и рябили. Несколько секунд Джеймс даже не был уверен в том, какого цвета у Ингрид глаза, затем вспомнил. Синие. При желании он мог воссоздать в памяти каждый сантиметр тела Ингрид от пяток до макушки, но зачем? Она ушла из его жизни, превратившись в неловкое молчание за обеденным столом и имя на рождественской открытке, присланной не ему. Наверняка для нее я тоже перестал существовать, вздохнул про себя Джеймс.