Однажды во Франции - Кэрол Вайер

В данный момент Табс гоняется за пластиковым пакетом. Ветер гонит пакет вниз по дороге и щенок преследует его, высунув язык и прижав уши. Брайони перестает кружиться и направляется к пакету. Она поймает его и сыграет с ним в перетягивание каната. Она выбегает на дорогу; пакет уже недалеко. Она слышит крик позади себя. Табс перестает гоняться за пакетом и удивленно смотрит на нее, когда она внезапно поднимается высоко в воздух и в невесомости несется вверх к пушистым облакам.

Брайони в замешательстве. Она чувствует, как воздух со свистом проносится мимо ее ушей, и думает, не катается ли она с Ханной на качелях в парке. А потом солнце гаснет.

ГЛАВА 9

Вторник, 11 июля — утро

Сверкающий белый «Фольксваген Поло» подъехал к дому номер тридцать два по Аспен-драйв. Оглядывая фасад родительского дома, Брайони испытывала чувство грусти. В этом доме она прожила большую часть жизни, но сейчас она казалась себе здесь чужой. Брайони не успела подойти к двери, как на пороге появилась мать с уставшей улыбкой на лице и тихо проговорила:

— Входи, дорогая. Он уже проснулся и сидит в гостиной. Он с нетерпением ждет встречи с тобой. Я приготовлю чай.

Брайони обняла мать. Она почувствовала, что мать еще больше похудела за эту неделю и казалась хрупкой, как стекло. Брайони представила, что если она обнимет ее слишком сильно, то Джеральдина разобьется вдребезги.

Она направилась в гостиную. Словно карлик, отец сидел в своем любимом большом кожаном кресле с высокой спинкой, с одеялом на коленях и открытой книгой, небрежно лежащей на коленях. Его глаза были закрыты, дыхание — почти бесшумным и тонкая струйка слюны стекала из уголка рта. Брайони подняла книгу и положила на стол, чтобы та не упала. Его глаза распахнулись.

— Ханна? — пробормотал он. — Это ты?

— Нет, папа. Это Брайони.

— Брайони, — невнятно произнес он ее имя. — Я думал, ты на работе.

— У меня сегодня нет занятий, папа. Семестр закончился. Я пришла посмотреть, как ты.

Он выглядел озадаченным. Он почесал седую бороду. Редкие седые волосы торчали на затылке. Брайони никогда не видела его таким неопрятным.

Он попытался заговорить:

— Не хорошо.

Брайони почувствовала, как ее душа разрывается. Чтобы сдержать слезы, она оглядела знакомую комнату. В углу стояло пианино, покрытое тонким слоем пыли. Брайони не играла на нем. Оно было куплено для Ханны. Фотография, сделанная на выпускном вечере Брайони, стояла на комоде на почетном месте. Брайони училась в Королевском колледже Кембриджского университета, как и ее отец. В отличие от него, она не испытывала страсть к истории и предпочла изучать английский язык.

День, когда она закончила школу, был полон эмоций. Ее мать, одетая в модный костюм-двойку и большую красную шляпу, плакала от гордости. Отец, как какой-нибудь эксцентричный профессор, был в очках с металлической оправой, галстуке-бабочке и костюме. Он улыбнулся ей, но атмосфера напряженности витала в комнате. Они не упоминали имени Ханны, хотя все думали о ней в тот знаменательный для Брайони день.

Мать Брайони вошла в комнату с чайным подносом. На нем стоял знакомый китайский фарфоровый чайничек с выцветшим рисунком. Она отважно улыбнулась и вытерла слюни на лице мужа носовым платком.

— Принесла тебе чаю, Дерек, — она говорила с ним, как с ребенком.

Он послушно кивнул и потянул за одеяло, пальцы перебирали невидимые нити, он изо всех сил пытался сформулировать свои мысли.

— Брайони здесь.

— Да, Дерек. Она принесла еще один торт. Твой любимый — «Лимонный дождь». Разве это не мило?

— Папа, хочешь, я отрежу тебе кусочек? — спросила Брайони.

Вечером, вернувшись домой, Брайони почувствовала себя подавленной. Ей становилось все труднее навещать отца и мать, сохраняя при этом позитивный настрой.