Ниточка к сердцу - Эрик Рассел (2022)

Работать здесь было куда сложнее, чем в Радине или Пертане. Если в городе с населением в четверть миллиона никто не обращал друг на друга внимания, то в деревушках, где не набралось бы и тысячи жителей, любой приезжий оказывался как на ладони.

Чаще всего удавалось прилепить листовку лишь потому, что жители как один пялились на незнакомую машину. Пару раз кто-то даже записал его номер – просто так, на всякий случай. При аренде автомобиля Моури нарочно использовал ненужное больше имя: очень скоро полицейские свяжут появление провокационных листовок со странным молчаливым типом на динокаре под номером XC-17978.

К концу четвертой недели на Джеймике Моури избавился от последней листовки, завершив тем самым первую фазу. И, оценив результаты, невольно упал духом.

В газетах и на официальных радиостанциях до сих пор царила полная тишина. Об убийстве майора Салланы – ни полслова. Пока все свидетельствовало о том, что правительство знать не знает ни о какой «осе» и плевать хотело на вымышленную оппозицию.

Моури не видел никаких результатов своей диверсионной деятельности, а значит, и отчитываться было нечем. Вообще вся эта бумажная война казалась ему донельзя глупой, что бы там ни утверждал Вулф.

Пока что он, Моури, махал кулаками вслепую, противник и не думал защищаться. Хотя бы один болезненный стон с его стороны, яростный вопль или радостный крик поддержки…

Вот она – цена работы в одиночку.

Не от кого получить поддержку. Не с кем обсудить возможный ход оппонента, разделить опасность, порадоваться успехам и просто обменяться дружеским словом. Он предоставлен самому себе, можно полагаться лишь на собственные силы и зримые доказательства своего успеха – а таковых, увы, не было.

Моури невольно пришел в такое отчаяние, что два дня не покидал квартиру, только слонялся по комнатам и хандрил. На третий день пессимизм сменился чувством тревоги. Бороться с ней Моури не стал – в разведшколе его научили прислушиваться к своей интуиции.

«Когда на вас ведется охота, все чувства, все инстинкты обостряются. Поэтому самых матерых преступников так трудно поймать. Они в прямом смысле слова чуют опасность. Многие бандиты удирают из-под облавы в самый последний момент, словно их предупредили. На самом деле их просто гонит инстинкт. Делайте то же самое. Доверяйте себе. Как только почуете, что вам сели на хвост, – не думайте, не проверяйте – улепетывайте со всех ног!»

Моури тогда подумал еще, не было ли это чувство чем-то сродни телепатии? Ведь полицейской облаве обычно предшествует долгая слежка. А гончая, которая залегла возле норы, невольно испускает особые флюиды, которые подсознательно улавливает ее добыча.

Так что Моури собрал вещи и улизнул через черный ход. На пути он никого не встретил – а значит, никто не видел, как он уходит и куда направляется.

Незадолго до полуночи на крыше соседних зданий появились четыре крепких парня с винтовками. Еще с десяток подкатили на двух машинах, пинком вышибли дверь и вломились в дом. Внутри они пробыли три часа и успели хорошенько отмутузить домовладельца, прежде чем убедились к его непричастности.

Все-таки деятельность Моури принесла свои плоды – правда, он (по чистому везению) об этом так и не узнал.

Его новое убежище располагалось в двух километрах к северу. Это была длинная узкая комната под крышей обветшалого здания в самом опасном районе Пертана, где мусор выкидывали из окон прямо на тротуары. Здесь никто не спрашивал имен и документов, а соседи благоразумно не совали нос в чужие дела. Чтобы снять жилье, достаточно было предъявить купюру в пятьдесят гульдеров.

Взамен нее Моури выдали старый ржавый ключ. Впрочем, тот и не понадобился – Моури первым делом врезал в дверь более надежный замок, а на окно, хоть оно и располагалось в сорока футах от земли, поставил шпингалеты. Заодно проделал в потолке люк на крышу – на тот случай, если лестницу перекроют вражеские агенты.