Ниточка к сердцу - Эрик Рассел (2022)

– Молчать! – приказал Пине. – Вы вступаете в заговор с женщиной, чтобы убить душу живую, – значит, вы убийца. Впрочем, этого следовало ожидать. Ведь вы уроженец берегов Роны, а там убийц полным-полно.

– Господин полковник, я оскорблен…

– Хочешь ты и впредь служить этому убийце? – спросил полковник, обращаясь к Жюлю.

– Мосье Трабо был так добр ко мне. Вы меня простите…

– Еще бы ему не быть добрым, – прервал Пине. – Он хитрец. Все Трабо всегда были хитрые. – Он весело подмигнул пекарю. Жюль это заметил, и у него сразу стало легче на душе. – Но от всех новобранцев непременно требуется одно, – продолжал полковник уже более серьезным тоном. – Попробуй догадаться, что именно.

– Сообразительность, господин полковник? – рискнул Жюль.

– Да, конечно, но одной сообразительности мало. Требуется, чтобы новобранец всем своим существом рвался в космос.

– Да ведь так и во всем, – опять вмешался Трабо. – Если любишь свое дело, работаешь старательнее и лучше. Вот взять хоть меня: если бы мне было все едино, что хлеб, что не хлеб, я бы, верно, жевал сейчас табак в электрической пекарне и рук бы никогда не мыл.

– Каждый год в Космический колледж поступают десять тысяч юношей, – сказал Пине Жюлю. – И более восьми тысяч его не заканчивают. У них не хватает пороху выдержать четыре года упорного труда и сосредоточить все помыслы и все силы души на одном. Так что многие бросают его на полпути. Стыд и срам. Ты согласен?

– Да, господин полковник, стыд и срам, – подтвердил Жюль, сдвинув брови.

– Ха! – сказал Пине, очень довольный. – В таком случае давай лишим этого кровопийцу Трабо его добычи. Мы найдем ему другого парня, созданного для того, чтобы стать пекарем.

– Но, мосье…

– Я дам тебе рекомендацию в Космический колледж и взамен прошу тебя только об одном.

У Жюля перехватило дыхание.

– О, господин полковник! О чем же?

– Всегда будь таким, чтобы мне не было за тебя стыдно!

Он сидел у себя в кабине, глаза его ввалились и покраснели от усталости, а «Призрак» стремительно прорезал пространство. За двадцать напряженных, мучительных лет он выстроил целую лестницу и ступень за ступенью поднялся до чина капитана. Теперь он славился как один из самых знающих и добросовестных командиров Космической службы. И все это незыблемо покоилось на одной заповеди, которая поддерживала его в самые тяжкие минуты:

«ВСЕГДА БУДЬ ТАКИМ, ЧТОБЫ МНЕ НЕ БЫЛО ЗА ТЕБЯ СТЫДНО!»

Его мать и полковник Пине давно умерли, но до последнего своего часа они им гордились: ведь он стал капитаном.

Он был штурманом, вторым пилотом, потом первым, и место его было на носу корабля, как он всегда мечтал, и он действительно погружался в необъятный звездный мир, который так любил. Размеренно чередовались часы, отведенные на сон, отдых и работу, и, когда он работал, его постоянно переполнял неослабевающий восторг перед тем, что ему доводилось видеть, наблюдать, изучать.

А теперь он променял все это на добровольное заключение в недрах корабля, и вокруг уже ничего не было – одни лишь тусклые стены из сплава титана да стол, заваленный бумагами.

Всякую минуту бодрствования, всякую минуту отдыха, а нередко и отрываясь от сна, он отвечал на вопросы, принимал решения, делал записи в специальных книгах, заполнял тысячи деловых бланков. Как говорится, одна сплошная писанина…

Через час после ужина:

– Прошу прощения, капитан. Этот толстяк из Дюссельдорфа опять напился до зеленых чертиков. Ударил стюарда, который попытался его урезонить. Прошу разрешения запереть его на гауптвахте.

– Разрешаю.

Или среди беспокойного, чуткого сна кто-то решительно трясет его за плечо:

– Прошу прощения, капитан. У десятой и одиннадцатой дюз треснула прокладка. Прошу разрешения отключить энергию на два часа, пока будет производиться ремонт.

– Разрешаю. Пускай дежурный штурман сообщит мне о координатах, как только вы сможете продолжать полет.