Любава - Кай Вэрди (2020)

Но примерно годов с тридцатых весь род Протасовых словно начал преследовать злой рок. Рождались в роду в основном девочки, рождение мальчиков теперь воспринималось как чудо. Мало кто из Протасовых умер в своей постели от старости. Были и покушения, и автомобильные аварии, и авиакатастрофы, и неизлечимые болезни… В итоге к середине девяностых остался лишь один Протасов, который, собственно, и начал активно наводить справки о происходящем в России, и, памятуя о клятве, когда-то данной предком, впервые задумался — а цел ли тот храм, и что вообще случилось с некогда Протасовскими владениями.

Наведя справки, он узнал о судьбе храма, своих имений и вообще состояние бывших владений. Поразмыслив и тщательно вспомнив то, что ему втолковывали в свое время отец и дед, он утвердился во мнении, что жизнь рода действительно тесно связана с жизнью храма.

Поделившись умозаключениями с сестрой, с которой пришлось не единожды поспорить на эту тему, и лишь подняв записи и завещания, а также и наставления старших Протасовых, он решил, что нужно действовать. А именно, кому-то из них ехать в Россию и вплотную заниматься вопросом восстановления храма и всех владений.

Но в первом десятилетии двухтысячных Анна была слишком молода и совершенно неопытна, почти ребенок, потому ее брат, Борис, отправился сюда сам. Ему удалось сделать довольно многое: он сумел выкупить имения Протасовых в городе и найти место, где находилась основная их усадьба неподалеку от Ивантеевки. В Алуханске здание было боле-менее в сохранности, хотя и в ужасном состоянии. А вот усадьба за Ивантеевкой была полностью разрушена, от неё даже следа не осталось, равно как и от лесопилок и кирпичного заводика.

Попытавшись поднять вопрос о восстановлении храма в Ивантеевке, Борис наткнулся на жесткое противодействие как со стороны епархии, так и со стороны городской управы. И он решил начать с малого — с восстановления городского дома Протасовых. Реставрировать его смысла не имело — многочисленные организации, побывавшие в нем, довели его до жутчайшего состояния настолько, что построить новое здание выходило в десятки раз дешевле, чем пытаться восстановить старое.

Но и тут Борис неожиданно наткнулся на сопротивление властей — памятник культуры, старинное здание — давать разрешение на его снос ему никто не собирался. Тогда он пошел на хитрость — разбирая здание по частям, он постепенно заменял их на новые. Таким образом, на старом фундаменте, к счастью, построенном на совесть и до сих пор необычайно крепком, выросло новое здание, практически полностью копировавшее старое. На это ушел не один год. Борис разрывался между Россией и Швейцарией, постепенно все больше дел перекладывая на плечи сестры и управляющих.

А потом у Бориса диагностировали рак крови. Сгорел он буквально за три месяца, оставив на попечение сестры своего сына — с женой Борис развелся, когда мальчику было четыре года, и занимался его воспитанием сам с помощью Анны. Умирая, Борис неустанно твердил о необходимости восстановить храм в Ивантеевке. Он буквально стал одержим этим храмом, и за несколько дней до смерти взял с сестры клятву, что она сделает все возможное и невозможное для того, чтобы храм воссиял на прежнем месте.

Похоронив Бориса, Анна отправилась в Алуханск. К тому времени работы по глобальной «реставрации» их имения остановились, и лишь с приездом Анны были вновь возобновлены. И при разборе одной из стен дома был обнаружен тайник, в котором хранились некие документы. Не разбираясь с тем, что за бумаги были найдены, и получив очередной отказ в восстановлении храма в Ивантеевке, Анна, оставив управляющего надзирать за работами в имении, вернулась в Швейцарию. Там ее ожидали не лучшие новости — Дима плохо себя чувствовал, заболел и никак не мог поправиться. Пока Анна была в России, ей о болезни племянника не сообщали — не хотели тревожить.