Любава - Кай Вэрди (2020)

Вечером, принеся от стариков картошку с мясом, блины и сметану, достал из подпола соленые грибы, полил их подсолнечным маслом и сверху посыпал лучком, рядышком положил отрезанный ломоть домашнего хлеба. Составил все в кучку на столе, утвердив между тарелками освященное распятие, с молитвой сбрызнул святой водой приготовленную пищу, накрыл ее полотенцем и лег в кровать.

Ночи он ждал с замиранием сердца, старательно прислушиваясь и истово молясь. Наконец, чуть скрипнула лавка, по полу прошлепали босые ноги. Илии даже показалось, что он слышит шорох снимаемого с приготовленной еды полотенца. Он ожидал крика, вопля, шипения… да чего угодно! Но только не едва слышимого стука дерева о дерево, а затем легкого звона тарелок. В голове билась лишь одна мысль: «Что же это за демон, который не боится ни святого распятия, ни святой воды!»

Затихло все задолго до рассвета. Поднявшись, Илия на негнущихся ногах прошел в кухню и зажег керосиновую лампу. Обозрев представшую перед ним картину, он без сил опустился на лавку.

— Оно еще и делится… — в абсолютном ужасе прошептал он.

Распятие, небрежно отложенное в сторону, лежало на краю стола. Картошка была съедена наполовину, блины тоже. В миске еще оставалась сметана. Грибы были нетронуты, зато рядом с тарелками лежало две конфеты. Илия их узнал — за точно такие же конфеты он распекал вечером рабочих.

— Господи, укрепи веру мою, — простонал Илия, опускаясь на колени перед образами и осеняя себя крестным знамением. — Дай мне силы выдержать это испытание…

Следующая неделя прошла для молодого священника словно в кошмаре. Он метался, точно белка в колесе.

Петрович разболелся серьезно. Старик жаловался на боли в спине и руке, и каждый день требовал истопить ему баньку. Илия, глядя на лежащего в постели бледного старика, которого душил нехороший кашель, парить его в баньке отказывался наотрез, каждый день уговаривая того съездить в больницу. Петрович ругался, жаловался на боли, но ехать в больницу упрямо не хотел. Хорошо хоть, лежать согласился. Баба Маня сбилась с ног, варя деду различные кашки — на боли в желудке он тоже жаловался.

Илия мотался в город, привез Петровичу согревающие мази и лекарство от кашля, и каждый день натирал ему болевшую руку и спину. Но лучше старику не становилось.

В итоге огород лег на плечи Илии. За эту неделю он вскопал его и засадил картошкой — беспрестанно плачущая баба Маня только контролировала процесс. Грядки старушка потихоньку копала и засаживала сама, в перерывах между кормлением и отпаиванием деда корвалолом. За эту неделю Илия практически перебрался жить к старикам, к себе ходил только ночевать.

Строители каждый раз спорили с Илией, объясняя тому уже ненормативной лексикой, что так, как просит он — не строят, это нелогично, неправильно и влечет огромный перерасход материалов, и норовили сделать по-своему. Но батюшка был неумолим. Несмотря на все свое терпение, Илия тоже ругался с ними, правда, нормативно, заставляя переделывать их халтуру как следует, по сотому разу объясняя и показывая, как быть должно.

Правда, когда рабочие узрели батюшку с расплывшимся фингалом под глазом и кровоподтеком у виска, у них у всех пару дней чесались кулаки найти негодяя, который это сделал, и по старинной примете прикопать его под углом здания, чтобы крепче было и дольше стояло. Илии с трудом удалось убедить их, что тела Любавы для храма более, чем достаточно. Но на качестве работ его фингал сказался положительно — не желая расстраивать батюшку, и так ставшего похожим на тень, рабочие наконец-то начали беспрекословно следовать его указаниям, послушно выполняя то, что он говорил.