Черная магнолия - Иван Любенко (2014)

— Предлагаю тост, господа, — капитан поднял бокал. — За скорое разоблачение вражеского лазутчика!

Нижегородцев натянул на лицо вымученную улыбку. Присяжный поверенный остался непроницаем.

— Так поддадим негоднику, что мало не покажется! — весело пробалагурил Сорокопятов. Сделав пару глотков, он добавил: — А прошлый раз, как я понимаю, вы, господин капитан, ошиблись, назвав доктора английским шпионом, верно?

— Я сделал это намеренно, чтобы затем разоблачить вас как немецкого агента.

— Меня? — писатель округлил от удивления глаза.

— Именно.

— Надо же! А я-то здесь при чем? — Он повернулся к Ардашеву. — Клим Пантелеевич, ну хоть вы объясните господину капитану, что он заблуждается.

— Не забывайте о еде, господа, — накладывая жаренные почки, порекомендовал адвокат. — Действительно, господин капитан не прав, и я уже один раз об этом ему говорил: никакой вы не немецкий агент…

— Вот-вот, послушайте умного человека! — закивал Сорокопятов и погрозил капитану пальцем.

— Вы — австро-венгерский резидент, ну, я подозреваю, где-то в чине полковника.

— Послушайте, вы меня разыгрываете?

— Вовсе нет! — сурово выговорил Нижегородцев. — Вы подлый и бессовестный человек! Воспользовавшись моей доверчивостью, вызнали у меня все обстоятельства расследования убийства полковника Левицкого!

— Ну уж нет! С меня хватит! — литератор выдернул из воротника салфетку и, покраснев, попытался встать, но рука Мяличкина резко опустилась ему на плечо.

— Без фокусов! А то пристрелю, — негромко выговорил офицер.

— Вы кушайте, Ярополк Святославович, — примирительно посоветовал Ардашев. — Как знать, быть может, это ваш последний ужин на воле. Двадцать лет каторги вы вряд ли перенесете. — Он указал на соус. — Почки лучше с цахтоном. Изумительно, не правда ли? И вино не забывайте.

— Какой цинизм! — покачал головой литературный критик. — И этими людьми я совсем недавно восхищался? Господи, — он поднял к небу глаза, — прости меня за то, что я так наивен, простодушен и доверчив!

— Вы меня умиляете, Сорокопятов, — отрезая ножом кусочек мяса, усмехнулся Клим Пантелеевич. — Если бы я лично знал господина Станиславского, то непременно порекомендовал бы ему принять вас в труппу. У вас отличная мимика, быстрое перевоплощение — словом, артист. Да и самообладание — не грех поучиться. Только вы сильно переценили свои возможности и в результате угодили в простецкую ловушку. Это как в шахматах, знаете, когда на четвертом ходу опытный игрок получает мат слоном и ферзем. Он так и называется — детский. Так и вы. Проглотили заброшенную мною наживку — поверили разыгранной перед вами сцене ареста доктора. — Он досадливо поморщился. — Вы не находите, господа, что язык явно не досолен? А почему? Потому что хотели быстрее выполнить заказ. А ведь надо было во время жарки смазывать его водным раствором соли. Был бы совсем иной вкус. Но куда там! Поспешили. Вот и вы, Сорокопятов, поторопились сообщить вашему помощнику, что чертеж аппарата перекоса геликоптера спрятан в картине. А в разведке главное оглядеться, все взвесить и только потом принимать решение. И еще: ваш так называемый глухонемой, который так мастерски владеет сапожным шилом, уже дает показания судебному следователю. Так что вполне возможно, что и двадцатью годами нерчинской каторги вы не обойдетесь. Шпионство, организация преступлений, равно и участие в них, а речь идет о трех смертоубийствах, тянет на пеньковую веревку с осиновой перекладиной.

— Да, Клим Пантелеевич, недооценил я вас, — тряхнул головой писатель и налил вина. — Вы — мастер уголовного рассказа.

— Благодарю покорнейше, — парировал Ардашев. — К сожалению, о вас я этого сказать не могу — в вашей легенде полно неувязок. Как, например, называлась та самая кисловодская гостиница, в которой вы поселились вместе с Чеховым в 1896 году?

— «Гранд-отель». Однако я могу и ошибиться. Прошло столько времени!