Фирма - Джон Гришэм (2002)

— Я пришел в фирму в 1955 году, — сказал Макнайт, — а сам я из Нью-Джерси, так? И я был неспокоен в отношении южной кухни и держался от нее подальше. Все едят с маслом и готовят на животном жире, так? А потом мистер Бендини решил открыть здесь это маленькое кафе. Он нанимает Джесси, и вот уже двадцать лет я мучаюсь изжогой. Жареные красные помидоры, жареные зеленые помидоры, жареные баклажаны, жареная тыква, жареное то и се. Однажды Виктор Миллиган сказал — хватит. Он ведь из Коннектикута, так? И Джесси тут же выдала на скорую руку порцию жареных маринованных огурчиков. Представляете?! Пожарить маринованные огурчики! Миллиган позволил себе пробурчать что-то при Рузвельте, а тот доложил Джесси. Та взяла и ушла через заднюю дверь, просто ушла. На неделю. Рузвельт хотел идти на работу, а она его не пускала. В конце концов, Бендини все уладил, и она согласилась вернуться, если больше никаких жалоб не будет. Но все-таки она отказалась от жира. Думаю, все мы проживем теперь лет на десять больше.

— Восхитительно! — намазывая масло на еще одну булочку, произнес Ламар.

— У нее всегда так, — добавил Ламберт в тот момент, когда мимо их столика проходил Рузвельт, — еда здесь хороша, от нее полнеешь, но мы нечасто пропускаем обед.

Митчел ел не спеша, готовый в любой момент поддержать беседу, и старался держаться абсолютно свободно. Удавалось это с трудом. Окруженный людьми, добившимися от жизни всего, миллионерами, в этой изысканной, роскошно убранной комнате, он чувствовал себя простым смертным, очутившимся вдруг в небесных чертогах. Только присутствие Ламара и отчасти Рузвельта придавало ему бодрости.

Когда Ламберт убедился в том, что Митч уже насытился, он вытер салфеткой рот, медленно поднялся и легонько постучал чайной ложечкой.

— Джентльмены, могу ли я попросить минуту вашего внимания?

В столовой наступила тишина, головы обедающих повернулись к столику. Положив салфетки, мужчины в упор смотрели на гостя. Где-то на письменном столе у каждого лежала копия его досье. Два месяца назад они единогласно проголосовали за то, чтобы сделать его единственным претендентом. Они все знали, что он пробегает по четыре мили в день, не курит, что у него аллергия на сульфаниды, вырезаны гланды, что у него маленькая синяя «мазда», что мать страдает психическим расстройством и что он мастерски играет в футбол. Им было известно и то, что, даже когда он болеет, он не принимает ничего более крепкого, чем пара таблеток аспирина, и то, что он достаточно голоден для того, чтобы работать сто часов в неделю, если они его об этом попросят. Митчел И. Макдир нравился им. Он приятно выглядел, был атлетически сложен, настоящий мужчина, со светлой головой и крепким телом.

— Вы знаете, что сегодня мы приветствуем здесь дорогого гостя — Митчела Макдира. В ближайшее время он заканчивает Гарвард с отличием.

— Виват! Виват! — раздались голоса двух-трех выпускников Гарварда.

— Вот именно, благодарю вас. Митчел и его жена Эбби будут нашими гостями весь уик-энд. Митч входит в пятерку сильнейших выпускников, и на него большой спрос. Но он нужен нам здесь. Я знаю, что вы будете общаться с ним до его отъезда. Сегодня вечером его принимает Ламар Куин с супругой, а завтра всех присутствующих на ужин к себе приглашаю я.

Митчел смущенно улыбался, а Ламберт продолжал говорить что-то о величии фирмы. Когда слова его отзвучали, все вернулись к пудингу и кофе, которые разнес по столам Рузвельт.

Любимый ресторанчик Кэй оказался роскошным заведением для «золотой» молодежи в южной части города. С потолка тут и там свисали листья папоротника, музыкальный автомат негромко наигрывал музыку далеких 60-х.

Дайкири подали в высоких стеклянных бокалах.

— Думаю, по одному будет достаточно? — спросила Кэй.

— Пьяница из меня никакой, — отозвалась Эбби. Они заказали фирменное блюдо, попробовали коктейль.

— Митч любит выпить?