Лидер и племя. Пять уровней корпоративной культуры - Дэйв Логан, Хэли Фишер-Райт, Джон Кинг (2017)

Многие из тех, кто стоит на средней ступени второго уровня, похоже, считают, что фраза «моя жизнь – дерьмо» освобождает их от необходимости избавляться от причины своих несчастий. Если их начальник вдруг «исправится» или перестанет делать то, из-за чего они ворчат, то эти люди тут же найдут себе другой повод быть несчастными. Респонденты в наших опросах жаловались не только на «идиотов-боссов», но также на название компании (слишком длинное, чтобы набирать его в электронной переписке), на температуру в 22 °С (слишком жарко), на то, что принтеру нужна целая вечность (на самом деле 10 секунд с момента нажатия клавиш Ctrl + P), чтобы распечатать документ.

Мы всего лишь собирали статистические данные, и то почувствовали, наслушавшись всякого, как наше настроение понизилось до уровня «моя жизнь – дерьмо». Мы поняли, что нас затягивает в пучину второго уровня вместе с жалобщиками. «От моего сослуживца пахнет потом», – сообщил нам один. «Посоветуй ему купить себе хороший дезодорант», – подумали мы. «Полы слишком скользкие», – жаловался другой. «На то они и вощеные», – удивлялись мы. Чем больше жалоб мы выслушивали, тем дерьмовее казалась нам наша жизнь. Никто не имеет иммунитета от чар «сирен» второго уровня, даже люди, собирающие статистику.

«Что здесь происходит?» – не понимали мы. Похоже, некоторые люди не только не могут не жаловаться, но еще и страдают из-за своего пристрастия к жалобам. Однако беда в том, что мы сами скатились на второй уровень, и, когда один из менеджеров спросил, что он может для нас сделать, мы предложили насыпать прозака[23] в кулер для воды. (Позже мы принесли ему свои извинения, хотя он счел наше предложение забавным.)

На самом деле второй уровень стремится избежать ответственности любой ценой и будет изобретать причины, чтобы оставаться ни во что не вовлеченным и изолированным. Мы смогли наглядно продемонстрировать слушателям наших семинаров, насколько быстро может сформироваться второй уровень. «Я скажу вам, почему моя жизнь – дерьмо, а затем вы сделаете то же самое, – обычно говорит кто-то из нас аудитории, нередко состоящей из ста и более человек. И начинает: – Моя жизнь – дерьмо, потому что я должен быть здесь с вами».

В первый момент над залом повисает удивленное молчание. Люди переглядываются, тянутся к своим стаканам с водой или пытаются сделать вид, что отвлеклись на изучение рисунка ковролина – того самого рисунка в цветочек, что снится в кошмарных снах тем, кому доводится часто выступать в подобных залах.

«Моя жизнь – дерьмо, потому что я должен вас слушать», – находится один человек. Тут же прокатывается нервный смешок, на смену которому быстро приходит неловкая тишина.

«Кто это сказал?» – спрашиваем мы. Никто не сознается, правда, иногда люди, сидящие рядом с «провинившимся», указывают в его сторону пальчиком.

Тогда мы спрашиваем: «У кого жизнь еще дерьмовее, чем у него?»

«Моя жизнь – дерьмо, потому что мне пришлось добираться сюда три часа и теперь я должен выслушивать этот бред!» – заявляет еще кто-то, обычно хихикая. Снова слышен смех, на сей раз он длится дольше.

«Моя жизнь – дерьмо, потому что моя мама живет с нами!»

«Моя жизнь – дерьмо, потому что мой босс здесь и я не могу сказать, как он меня достал».

«Моя жизнь – дерьмо, потому что у меня трое детей и все учатся в частных школах!»

«Моя жизнь – дерьмо, потому что моя компания только что снова поменяла план медицинского страхования».

Реплики выкрикиваются все быстрее и быстрее. Смех звучит все громче и громче. Наконец, к «игре» подключаются все присутствующие. В зависимости от состава аудитории (доктора – люди вежливые, продавцы – не очень), зал проходит несколько состояний, от оживления до неистовства, и мы вынуждены откреплять микрофон от лацкана и, держа его у самого рта, кричать: «Хорошо, хорошо! Успокойтесь!»