Дом последней надежды - Екатерина Лесина (2018)

…госпожа желала лишь поскорей схоронить то, что было ее мужем. Разве не это долг хорошей жены? И она старалась, в веренице обрядов скрывая подлую свою радость.

Свободна!

Наконец-то свободна…

…перед рассветом задышалось легко, будто камень из груди вытащили. Помог ли горький отвар или же что-то иное, но я поняла — буду жить.

Мы будем.

Глава 4

Я открыла глаза.

Дневной свет пробивался сквозь узкие окна, затянутые, как мне сперва показалось, мутным стеклом. Но потом я поняла, что это не стекло, а что-то вроде полупрозрачной бумаги.

Я зажмурилась.

И заставила себя сесть, пусть и телом овладела неимоверная слабость. Тяжкий ком в груди и вправду растаял, а горло, хоть и болело, но не так сильно, как прежде. Мой рот наполнился вязкой горькой слюной, которую я сглатывала, но без особого успеха.

…я помнила все.

Каждую минуту этого странного сна, более того, я понимала, что его нельзя считать сном в полной мере. Вытянув руки, я убедилась, что это по-прежнему не мои руки.

Те же узкие запястья.

Шрам на сгибе локтя. Я теперь знала, что это след от раскаленной кочерги, которую мой супруг соизволил прижать, наказывая меня за нерасторопность.

Ее.

Нас.

Проклятье, с этим раздвоением личности что-то да надо делать. Шрам был уродлив, а вот другой, нанесенный тончайшим веером, почти красив, будто кто-то начал писать на коже священный символ «Сё», но выронил кисть…

…хорошо, что эта скотина умерла. Боюсь, во мне нет ни толики терпения…

…и не понятно, почему Иоко ушла.

Куда?

И зачем, если только сейчас обрела хоть какое-то подобие свободы.

Я поморщилась.

Пошевелила пальцами, привыкая к новым ощущениям. Потянулась. Огляделась.

В дневном свете комната была… жалкой? Дело вовсе не в том, что она мала, отнюдь. Моя первая квартира вся поместилась бы в этой комнате.

Пол.

Циновки, которые выглядели изрядно ветхими.

Сундуки на колесиках. Влажные пятна на шелке, покрывавшем стены… и свет, прошедший сквозь бумагу, и при том какой-то мутный, тяжелый.

…этот дом представлялся ей убежищем, в котором Иоко могла бы провести последние годы жизни.

Какие, мать его, последние годы?

Сколько было это девочке, когда она вышла замуж? Пятнадцать? Я прислушалась к ощущениями и кивнула. Определенно… и в браке она провела шесть лет? Следовательно, сейчас ей… двадцать два…

Почтенная вдова. Я хмыкнула и закусила губу, чтобы не рассмеяться. Боги этого мира… какая из меня почтенная вдова?

…и содержательница дома призрения.

Что?

Я потерла виски.

С памятью тоже что-то надо делать, правда, не понятно, что именно.

Сосредоточиться.

Итак, смерть супруга… пусть сожрут его душу подземные демоны, а в черепе змеи совьют гнездо, ибо лучшего он не заслужил… похороны.

Кредиторы.

Он много тратил, спустив сперва те малые деньги, что остались ему от отца, потом и мое, то есть наше приданое. Коллекцию нефритовых статуэток и наиболее ценные из свитков, благо, некоторые ей удалось спрятать. Верно, он продал бы и Иоко, если бы счел, что за нее готовы заплатить.

Ей пришлось расстаться с домом.

И с экипажем.

С роскошными одеяниями, за которые теперь давали едва ль четвертую часть стоимости. И это печалило ее. Ушли зеркала. Черепаховые гребни и шпильки для причесок. Мелкие украшения, ведь с крупными расстался еще муж.

…и оставлен был лишь старый дом, который отдали из жалости, поскольку матушка возвращению Иоко не обрадовалась.

— Это твоя вина, что ты не сумела поладить с мужем. Мне не надобен такой позор.

Пожалуй, именно тогда в кроткой Иоко и вспыхнуло чувство, которое можно было бы назвать гневом. Именно оно и позволило переступить через стеснительность.

Законы…

…она ведь читала их, заучивая наизусть, будто была чиновником.