Дом последней надежды - Екатерина Лесина (2018)

…эта мысль внезапно вызвала дрожь в пальцах. И руки вдруг свело болезненной судорогой, я чудом удержала чашку, которая опасно накренилась. Отстраненно подумала, что чай никогда не бывал настолько горячим, чтобы стоило бояться ожогов.

Боль пульсировала в груди.

И в животе.

И это было не понятно, разве что… тело помнило? Уж не после ли визита матушки, которая была жива — я это знала точно, ибо оннасю как-то поинтересовалась, не собираюсь ли я навестить ее вновь — Иоко заболела?

Отрава?

И все одно не понятно. Зачем матери меня травить? Нет, я в отличие от Иоко не была настолько наивна, чтобы полагать, будто мать не способна причинить вред своему дитяти. Способна. И последние годы жизни Иоко вполне однозначно говорят о характере женщины, давшей ей эту жизнь. Но зачем…

Выгода?

Пропавшие деньги? Вполне возможно… если бы мать попросила, Иоко… свои отдала бы точно, а вот чужие? Нет, версия хороша, однако сумма отнюдь не так велика, чтобы рисковать убийством. Убийц здесь не жаловали, вне зависимости от пола и возраста, а отправляться на плаху ради пары дюжин золотых монет… помнится, батюшка оставил за собой изрядно золота, чтобы семья могла жить безбедно.

…я поставила чашку на траву.

Тогда иной мотив? Скажем… скажем, стыд? Дочь, открывшая дом призрения, позорила ее? Но… нет, тоже не сходится. Если первой хозяйкой печального дома являлась императрица, да и согласно законам, владеть домом могла лишь женщина знатного рода, то это не может быть стыдным или аморальным. Нет, я определенно чего-то не понимаю, но обязательно выясню. И, пожалуй, стоит заглянуть в гости к матушке…

Боль ушла, вот только чай оказался чрезмерно горек. И я вернула чашку на поднос. Встала… и вовремя, поскольку со двора донесся крик:

— Где эта старая потаскуха?!

Голос был молодым и звонким, и потому услышали его все обитатели дома. Да и сам он разом утратил сонность…

— Есть тут кто живой?

Что-то громыхнуло.

— Выходите…

Я стряхнула травинки, прилипшие к кимоно. Пожалуй, стоило бы сменить платье, но что-то подсказывало: гость несколько нетерпелив и вряд ли дождется, пока я приму достойный визита вид.

— Там… — оннасю дрожала. — Там пришли… двое с палками пришли. И шумят.

— Ничего, — я постаралась ободряюще улыбнуться. — У нас тоже хватает палок.

Вот только сердце мое болезненно сжималось, предчувствуя неприятности. Да и у Иоко имелись все основания опасаться мужчин с палками.

— Эй вы там…

— Чего орешь? — голос Араши был полон дружеского сдержанного участия. И я поспешила, пока конфликт не перешел в иную плоскость.

Во дворе и вправду было двое мужчин.

С палками.

Молодые, но изрядно бледные и помятые, вид они имели весьма агрессивный. Темные их одеяния, некогда весьма роскошные, были грязны. Плоские лица опухли. А волосы, заплетенные в косицы, лоснились от жира.

В руках оба сжимали палки, которой старший время от времени ударял по забору.

Араши стояла на пороге с заветным мечом, обнажать который, к моему великому облегчению, она не стала. Но всем своим видом она демонстрировала полную готовность вступить в схватку. И как ни странно, этого хватило, чтобы гости держались во дворе.

Хотя на дом оба поглядывали с жадностью.

— Кто вы, — я шла неторопливо, как и подобает благородной госпоже. — И что вам нужно в доме моем?

Мой голос, благо воспитанию, звучал ровно и отстраненно.

— А ты кто такая?

Старший покачнулся.

Кажется, он все еще был пьян или… нос мой учуял характерный сладковатый аромат опиумного зелья. Если так, то все будет немного сложнее. Пьяные и наркоманы не способны прислушаться к доводам рассудка. А палки… палки у меня были, в отличие от умения ими пользоваться.

— Я Иоко, хозяйка этого дома, — сказала я, стараясь, чтобы голос мой звучал ровно.