Захваченные - Джасинда Уайлдер, Джек Уайлдер (2019)

— Я знаю, ты много задумываешься о том, до чего дойдёт эта ситуация между нами. Это сложно. И это не просто секс. Ты сказала, что не можешь просто трахаться… ну, я тоже не могу. Я так делал раньше. Много раз. И всегда только так. Я не был прекрасным принцем в этом отношении. Гонялся за разовым перепихом, и у меня такого было много. И всегда как бы между делом. Я никогда не сближался ни с одной из них. Как бы это было возможно? Я мог быть рядом пару недель, ну месяц. И я сказал себе, что будет нечестно по отношению к девушке вести себя так, будто наша связь значит больше, чем обычная забава. Зачем начинать то, что я не смог бы закончить, верно? Но я больше не тот же самый парень. Мне чертовски не по себе, Рейган. Я получил увечное наследие. Багаж. Кошмары, чувство вины выжившего, всякая прочая психологическая фигня. Как я могу взвалить на кого-нибудь всё это? Я мог бы поискать и найти девушку, и сделать так, чтобы она сошлась со мной, но я гарантирую тебе: как только она увидит мои шрамы или затеет со мной разговор – убежит в ужасе, как и большинство на её месте. Я не смог бы рассказать какой-нибудь маленькой невинной городской милашке, которая никогда не покидала Хьюстон, о пытках грёбаных талибов. Не смог бы объяснить ей, почему до сих пор просыпаюсь посреди ночи, плача и крича. Она не приняла бы меня. Да и как бы она смогла? Я слишком изувечен, чтобы играть в те игры, в которые когда-то играл. Поэтому… случайный секс не для меня, тоже.

И снова тишина.

Рейган открывает рот, собираясь заговорить, но снова закрывает его. Она смотрит мне в глаза и вздыхает:

— Я должна спросить тебя, Дерек. И я... Мне нужен ответ. Речь идет о письме.

Бля. Мои руки трясутся. Я отворачиваюсь и в несколько шагов пересекаю всю кухню. Падаю на стул, локти упираются в колени, голова опущена.

— Твоё письмо сохранило меня в здравом уме. Я читал его Тому так много раз, что выучил наизусть. Я и сейчас его помню. Мне кажется… мне кажется, я стал воспринимать его как… не так, будто оно предназначалось мне, а… не знаю. Что-то в том, как сильно ты любила Тома, как очевидно это было в письме, давало мне надежду. Я как бы… не читал его, а говорил сам себе. Рассказывал его, я думаю. После того, как Том умер, когда мне было холодно и голодно, когда меня били или когда ломали палец – письмо заставляло меня жить, снова, снова и снова.

Я смотрю на неё, не отводя своих глаз от её, не моргая:

— Томас, моя любовь, — произношу я. Слова приходят легко. — Я пишу тебе это письмо в нашей постели, пока ты спишь рядом. Мне многое нужно сказать тебе, но я знаю, что время на исходе. Ты отправляешься завтра. Снова. Я не могу сказать, что меня это не волнует. Волнует. Конечно, волнует. Это всегда причиняет боль. Я притворяюсь смелой ради тебя, но я ненавижу это. Я не хочу смотреть, как ты зашнуровываешь свои ботинки, как ты упаковываешь свой чемодан, как ты поправляешь свой галстук перед зеркалом. Я ненавижу, что ты чертовски сексуально смотришься в форме. Больше всего я ненавижу целовать тебя на прощание. Ненавижу смотреть, как ты разворачиваешься, выпрямляешь свою широкую спину и исчезаешь, двигаясь вдоль по трапу. Мне не нравится, что твои глаза остаются бесстрастными в то время как мои мокры от слез. Я ненавижу все это. Знаю, что сама выбрала такую судьбу, когда вышла замуж за морского пехотинца. С самого начала я знала, что ты отправишься в бой. Я знала это, и все равно вышла за тебя. Как я могла не сделать этого? Я влюбилась в тебя с момента нашей первой встречи, с первого взгляда, и продолжаю любить Тебя все эти годы.

Рейган тихо плачет, глядя на меня. Ни один из нас не отводит взгляд. Она закрывает рот руками.

Я продолжаю: