Трон Знания. Книга 2 - Такаббир Кебади (2016)

— Вилар! Так нельзя!

— Можно и нужно! Адэр не обычный человек! Обычного человека бросят в яму, он сбежит, отряхнется, и о нем забудут. Об оскорблении правителя, вдобавок ко всему, сына Великого — будут помнить вечно. Будут рассказывать детям и внукам, как гнали его по улицам, толкали в спину, как обзывали последними словами. Как он сидел в яме, облепленный грязью, словно какой-то паршивый пес.

— Но так и было…

— И никто не вспомнит, зачем он пришел. Никто не скажет, что все унижения, весь позор, всё, что он перенес — на самом деле настоящий подвиг. Кто еще из нынешних правителей, из бывших… Кто еще ходил или ходит по стране, прикидываясь плебеем, чтобы узнать и понять? Будь он в Тезаре, народ бы видел его два раза в год: на параде и в торжественном шествии. А здесь он всегда среди народа. Он совершает героические поступки, которые тебе кажутся безрассудными.

Вилар замешкался перед горящим камином:

— Никогда не думал, что он на такое способен… — Вновь заметался по гостиной. — Он дал Совету возможность спасти свой народ. Он дал им возможность упасть перед ним на колени и поблагодарить за милосердие. Они должны чувствовать угрызения совести и бояться рассказать, как обошлись с ним. Все должны чувствовать вину! И тот, кто был свидетелем, и тот, кто слышал, и тот, кто толкал в спину, и тот, кто ржал, как лошадь. И если этого не случится — ветоны исчезнут. Я сам свяжусь с Троем Дадье. И меня никто не остановит.

Навис над Маликой словно туча:

— Я думал: ты понимаешь. Я был уверен, что понимаешь! Я думал, что ты — сила, которая сделает Адэра сверхсильным, которая станет опорой и поможет ему поднять страну. А ты… Вместо того, чтобы стать стеной из пророчества, рухнула как трухлявый забор.

— Вы хотите, чтобы меня замучила совесть?

— Да. Хочу.

— Вам станет легче?

— Да. Станет.

— Я уже попросила прощения. Что еще надо сделать?

— Он остынет, и ты пойдешь к нему.

Малика вытянулась струной:

— Я не пойду!

— Пойдешь! И будешь умолять его не торопиться. Умолять дать ветонам время подумать, взвесить. Скажешь, что ветоны — трусливый народ, — боятся ошибиться, боятся принять сгоряча неверное решение. Даже если это ложь, ты это скажешь.

Малика направила на него озадаченный взгляд:

— Вилар… Вы минуту назад говорили, что хотите уничтожить ветонов…

— Да. И я это сделаю.

— Не понимаю…

— Я никому не позволю трепать языками о том, что в Лайдару пришла законная хозяйка земель, но потерпела поражение и покинула столицу с позором.

Малика сцепила пальцы:

— Так это всё из-за меня?

— Тебя ненавидят сильнее, чем Адэра. И над тобой будут смеяться громче и чаще, чем над ним. Я не позволю! И в то же время понимаю: расправу над народом свяжут с тобой.

— Вилар, простите…

— Он должен простить, а не я.

— Что еще я должна сделать?

— Умолять. Умолять на коленях. Ради себя, ради ветонов, ради мира в Порубежье. В тебе видят угрозу, Малика. Все: слуги, советники, народы. И до тех, пока ты не станешь моей женой…

— Я не буду вашей женой!

— Пока ты не станешь моей женой, тебя может защитить только одно имя — имя короля. Тебе нельзя терять Адэра!

Малика уронила руки на колени:

— Я хочу побыть одна. — И устремила взор в затуманенное окно.

Адэр вышел из особняка, опустился на ступени. Моранда прижался к ногам и громко зевнул. Адэр потрепал его за уши, притянул тупоносую морду. Неужели главным судьей поступков станет таинственный зверь из не менее таинственной Долины Печали? Сколько дней им отмерено идти одной дорогой? То, что утверждал Тиваз, староста климов, повторили и ветоны. Моранда будет рядом, пока хозяин не даст слабину. И когда Парень побежал за Маликой, сжалось сердце. Неужели зависть к чужим чувствам — это та самая слабость, что отталкивает даже зверя?