Ветер с севера - Симона Вилар (1996)

Ингольф какое-то время молчал, отмахиваясь от евшего глаза дыма. Потом поднял на викинга взгляд.

– Пусть меня возьмет Локи, если я понимаю, почему сын Пешехода так избегает земель, завоеванных еще его отцом.

– Пешеход никогда не был для меня тем, о ком сын думает как об отце! Я сын без отца. Ни Регнвальд, ни Ролло, сын Торира, не вызывают во мне сыновних чувств!

– И тем не менее ты носишь его меч у бедра. А значит, принял его наследство. Именно об этом просил меня, умирая, старый Пешеход – чтобы его земли в Виланде стали твоими.

– И чтобы мое имя слилось с именем Пешехода! Нет, Ингольф, мне нужна собственная слава, а не доставшаяся в придачу к Глитниру.

– Если верно то, что рассказывал Ботольф Белый о землях Нормандии, там настоящее раздолье для тех, кто ищет славы. И ты избегаешь этих краев не из-за Пешехода. Ты всегда волнуешься, когда видишь берега, где тебя поджидает наследство отца. Ты знаешь, что именно там твоя судьба. И это такая же истина, как то, что у Одина всего один глаз.

Неровное пламя костра отбрасывало колышущиеся отсветы на лицо ярла. Его грубый и выразительный облик словно впитал в себя суровую красоту северных гор, мощь и живость океана, блеск огня. Резкое, будто отлитое из светлой бронзы лицо казалось сейчас отрешенным. Обычно дерзкие и быстрые, его серые глаза сейчас задумчиво светились из-под кованого, обвивающего чело обруча. Мощное и гибкое тело Ролло было нечувствительно к промозглому холоду ночи. Сильные, обнаженные до плеч руки сходились сцепленными пальцами на колене. Порой эти пальцы сжимались сильнее, и от этого буграми вспухали огромные мышцы, словно стремясь разорвать золотые браслеты на предплечьях.

Снэфрид, смотревшая на Ролло, вдруг ощутила смутное беспокойство. Она любила этого человека до безумия, до полного самоотречения. Ей нравилось думать, что он всецело принадлежит ей, что своими колдовскими чарами, своей любовью она подчинила себе самого бешеного из «морских королей». Но порой она замечала, что эти люди – те, кого ее муж звал братьями по походу, значат для него куда больше, чем ей бы хотелось. Она никогда не давала понять, что ревнует его к ним, но сейчас ее очень беспокоило то, что все чаще становился вот так задумчив Ролло, когда речь заходила о землях франков. Ибо Снэфрид давно прочла по рунам, увидала в дыму колдовских испарений, в подтеках крови жертв, что, если Ролло отправится в Виланд, ее не будет в этих краях рядом с ним. Даже смерть казалась ей предпочтительнее.

Однако на прекрасном лице Лебяжьебелой ничего не отразилось. Она спокойно приблизилась к Ролло и опустилась на колени у его ног.

– Я вижу, муж мой, ты не знаешь, что выбрать. Может, стоит бросить руны? Но нет, довольно уже предсказаний. Доверься же своей норне. Не предпринимай ничего сам. Ведь раньше ты намеревался вести драккары в южные моря, хотел увидеть воды Нервасунда[59] и пройти по землям Серединного моря. Сделай же, как решил, а там пусть судьба поможет тебе.

Серебристый мех лисы сполз с ее обнаженного гладкого плеча, перетянутого жгутом после ранения. Толстые косы на груди поднимались и опускались при дыхании, на полных губах сияла таинственная полуулыбка. Ролло, зачарованный ее красотой, подумал, что даже сами небесные дочери Одина не так хороши, как его жена. А может, Лебяжьебелая и есть та валькирия, которая укажет ему путь?

– Ты права, Снэфрид, ты мудрая женщина, и я последую твоему совету, – хрипло сказал он и, резко притянув ее к себе, впился поцелуем в улыбающийся рот.

Знала бы Белая Ведьма, какую ошибку совершила в тот час!