Игра на вылет - Андрей Ильин (2001)

Действия в подобной — больной не совсем жив, но и не вполне мертв — ситуации не предусматривались ни Уставом, ни инструкциями, не рассматривались даже в порядке бреда во время тактических игр, которыми нас изрядно помучили в Учебке. Какие здесь могут быть толкования? Либо канал свободен и тогда действует в обе стороны, либо засвечен и аннулируется, либо, если так угодно начальству, продолжает работать в режиме дезы, который лично для меня ничем не отличается от состояния нормы.

В имеющем место быть случае канал, судя по отсутствию подтверждения, не работал. И одновременно же работал, перегоняя какую-то несусветную, хотя и очень секретную чушь! Так работает или не работает? Получили мою информацию или нет?

Будь я лет на пятнадцать моложе, я бы, греша на технические неполадки, непременно продублировал сообщение. Но я в сравнении с тем восторженным выпускником Учебки стал на пятнадцать лет старше и на сто пятнадцать мудрее. Я давным-давно уяснил, что Контора не приемлет дубляжа. Это не кабинет начальника СМУ, где не возбраняется переспрашивать недопонятый приказ. Если на мое сообщение не прореагировали с первого раза, то не прореагируют и со второго, и с двадцать второго! Проявлять настырность — только себе вредить.

Будем надеяться, мою информацию к сведению приняли, но по каким-то, только начальству ведомым, соображениям подтверждать не стали. Будем надеяться. Наверное, это единственное, что мне остается. Если все нормально, я, не пройдет и недели, в мельтешне политических событий смогу распознать контрдействия Конторы.

Но ни через неделю, ни через две изменений в лучшую сторону не случилось. Более того, механизм заговора набирал ход. На подходах к административным объектам ремонтники затеяли возню со сменой трубопроводов. Бульдозеры вскрывали асфальт, экскаваторы выбирали грунт, сварщики резали и кроили трубы. Причем именно в тех местах, где недавно кучковали следы выявленные мною «топтуны». Во внезапное рвение жилкомхозовских служб я поверить не мог. Что-то раньше они не переживали по поводу изношенных водопроводов и теплосетей. Налицо была глобальная и форсированная подготовка к грядущему покушению. Для чего его организаторам понадобилось перерывать центральные магистрали, я не знал, но догадывался, что не из-за одной только заботы о тепловом комфорте жителей ближних кварталов.

Одновременно продолжалась экономическая и социальная раскачка региона. Еще меньше в него поступало средств, еще меньше дешевых отечественных товаров. В бессрочный отпуск уходили целые предприятия. Все более истеричный оттенок приобретал голос местной прессы. По городу курсировали один другого страшней слухи: кто-то кого-то убивал, насиловал и чуть ли не поедал живьем. В садах родителей предупреждали, чтобы они не выпускали детей вечерами на улицу. Городское телевидение обильно умащивало информационные программы уголовной хроникой, что, естественно, не способствовало успокоению зрителей. В тюрьме неожиданно вспыхнул и так же неожиданно сошел на нет небольшой локальный бунтик, очень похожий на генеральную репетицию будущего большого.

В центральной прессе активно муссировалась тема административных окраин. Подготавливалась почва для скорого визита Президента в отдаленные регионы страны. Дело представлялось как желание главы государства лично ознакомиться с положением дел на местах, вживую пообщаться с простыми людьми.

Кажется, никто не собирался ни откладывать высокие визиты, ни разряжать готовую к взрыву бомбу заговора. Ни в большой, ни в малой политике ничего не менялось.

Контора молчала.

Я терялся в догадках и подозрениях. Посылать информацию второй раз я не отваживался. Такая настойчивость была бы сродни любопытству человека, лежащего на плахе гильотины и желающего поближе рассмотреть заточку ее ножа. Могут и поспособствовать.