Вопрос смерти и жизни - Ирвин Ялом, Мэрилин Ялом (2021)

Кафе Corner Bakery находится всего в нескольких кварталах от моего дома. За столиками сидят около двадцати человек – пятнадцать женщин и пятеро мужчин. Все очень дружелюбны и приветствуют меня так тепло, что я начинаю чувствовать себя комфортно уже через несколько минут – быстрее, чем можно было ожидать. Все очень по-соседски. Разговоры интересные, еда хорошая.

Я рад, что поехал, и, скорее всего, не откажусь побывать здесь в следующем месяце. Не исключено, что я встречу тут некоторых своих знакомых, которых регулярно вижу во время ежедневных прогулок в парке. Это похоже на первый шаг в новый мир.

Во вторник я, как обычно, встречаюсь со своей мужской группой, а после этого Рэнди, один из ее членов и мой хороший друг, везет меня в стэнфордский книжный магазин на выступление выдающегося гарвардского психиатра и антрополога Артура Клейнмана. Д-р Клейнман говорит о неравнодушии и отзывчивости (и их полном отсутствии в современной медицине) и рассказывает о своей новой книге «Soul of Care», в которой описывает личный опыт: восемь лет он ухаживал за женой, страдавшей редкой и неизлечимой разновидностью деменции. Мне понравилось его выступление, его изящные и вдумчивые ответы на вопросы.

Я покупаю его книгу и встаю в очередь за автографом. Когда я подхожу, он спрашивает, как меня зовут. Я отвечаю. Он долго смотрит на меня и пишет в моей книге следующие слова: «Ирв, вы всегда были для меня образцом заботы и участия. С благодарностью, Артур Клейнман».

Я тронут и горд. Я никогда не встречал его раньше – это я точно помню. Он упомянул, что учился в Стэнфордской медицинской школе с 1962 по 1966 год. Возможно, он был в одном из моих классов – когда он был студентом, я вел несколько психологических групп для студентов-медиков. Может быть, я напишу ему по электронной почте и спрошу.

В среду я обедаю со своим коллегой и давним другом Дэвидом Шпигелем в Стэнфордском клубе для сотрудников. Я не был там, по крайней мере, год – с тех пор, как заболела Мэрилин, – и уже забыл, как там хорошо и уютно. Сорок пять лет назад я услышал выступление Дэвида на конференции по психиатрии и был настолько впечатлен его знаниями и острым умом, что всеми силами содействовал его переводу в Стэнфордский университет. Все эти годы мы были очень близкими друзьями.

В четверг я снова обедаю в клубе – на этот раз с Дэниелом Мейсоном, молодым членом кафедры психиатрии и великолепным романистом. По ошибке я приезжаю на час раньше и захожу в книжный магазин, где с огромным удовольствием просматриваю новые книги. Я чувствую себя Рипом ван Винклем, очнувшимся после 20-летнего сна. Вечером ко мне домой заезжает наша старая подруга Мэри Фелстинер. Мы вместе ужинаем и смотрим баскетбол. Играет «Голден Стэйт Уорриорз».

В пятницу я обедаю с другим приятелем.

В субботу я иду на первое занятие в стэнфордском тренажерном зале. Вечером приезжает моя дочь Ив.

В воскресенье меня навещает сын Рид, чтобы сыграть несколько партий в шахматы.

Это, безусловно, моя самая активная неделя за последнее время. Работая над книгой, я вдруг осознаю, что не видел Мэрилин уже несколько дней. Я немедленно прекращаю писать и прохожу 36 метров от своего кабинета до дома, чтобы взглянуть на ее фотографию. Она стоит на полу в гостиной, по-прежнему лицом к стене. Я беру портрет в руки и вглядываюсь в лицо Мэрилин. Я восхищен ее красотой. Даже если вокруг меня будет тысяча женщин, я не увижу никого, кроме нее.

Так что, возможно, эта неделя пошла мне на пользу. Я меньше мучил себя. О Мэрилин я думал гораздо реже. И, что самое важное, я перестаю верить, что она знает, что я думаю о ней реже.

Я просматриваю заметки, которые написал всего через двадцать дней после смерти Мэрилин: