Вкус запретного плода - Галина Романова (2019)

— Так заводи! — вдруг не принял его сторону отец. — Ты здоровый мужик. Что тебе мешает?

— Некогда, — буркнул Кирилл, трижды пожалев, что притащил к родителям Егорову.

Станет теперь тайно злорадствовать, что родители его строят, как пацана. Но она неожиданно за него вступилась.

— Простите меня, пожалуйста, — произнесла она негромко и жалко улыбнулась его маме и папе. — Но с нашей работой действительно никакой личной жизни не может быть. По себе знаю. Как только мой очередной парень узнает, где я работаю, так сбегает.

Это она врет, решил тут же Кирилл. Не было у нее никаких бегающих от нее парней. Кошка, или собака, или плюшевый медведь, вот и вся компания Егоровой.

Родители ее заступничество восприняли благосклонно. Сразу заговорили с ней наперегонки. Принялись задавать вопросы о ее семье, детстве, о том, как она могла додуматься до того, чтобы пойти работать в полицию.

— Это же не женская работа, — заметила мама, подкладывая Егоровой на тарелку еще мяса.

— Наверное, во мне мало от женщины, — кисло улыбнулась она и с обреченным вздохом взяла в руки вилку.

От ребенка в ней много, вдруг подумал Кирилл, вспомнив ее мохнатые тапки и острые коленки на фотографии в соцсетях. От неуклюжего некрасивого подростка, рыдающего в подушку, когда красивые ровесницы бегают на свидания.

— Что вы такое говорите, Леночка! — воскликнула мать. — Вы славная девочка. Вам просто некогда заняться собой.

Леночка! Надо же! Мать запомнила, как ее зовут? С первого раза? Он лет пятнадцать назад привел свою девушку домой, знакомиться с родителями. Так вот мать намеренно весь вечер путалась и называла ее разными именами, то Маргаритой, то Виолеттой. А звали ту Милена. Точно не перепутаешь. А мать притворно смущалась и извинялась без конца. Но правильно так ни разу ее и не назвала. А Егорову Леночкой!

Неужели та ей понравилась?

Когда ехали домой, он без конца косился в ее сторону. Все пытался рассмотреть в ней женщину, пусть и не очень ухоженную. Ну не выходило. Сквозь ее удобные наряды вообще ничего не было видно. Широкие штаны скрывали ноги и зад. Рубашка в клетку размера на два больше. Мешковатая куртка. Лобастые ботинки на толстой подошве. Она будто специально убивает в себе женщину подобной одеждой.

«Дура, — снова подумал Кирилл. — Дура и есть».

— Так что думаешь, лейтенант, по последнему наезду?

— Много чего думаю, — отозвалась она сонно.

— Например?

— Например, думаю, что Скворцова могла видеть убийцу Воронцовой Елизаветы, но не догадываться об этом. А убийца мог не знать, что Скворцова не догадывается. Мог ее бояться. Взял и столкнул под колеса. Я внимательно обошла тот пятачок земли, на котором это все произошло. Она никак не могла попасть под колеса случайно. Либо это самоубийство, что практически исключается. Она собиралась жить, собиралась разводиться с мужем. Она впервые вздохнула полной грудью, как утверждает ее любовник. Кстати, он тоже очень горюет. Она не могла уйти из жизни добровольно. Ее убили. Убил тот, кому она мешала. Либо это муж, либо человек, для которого она представляла опасность.

— Все логично, Егорова. Только воды много. — Он глянул на нее, она сидела с закрытыми глазами. — Спишь, что ли?

— Нет. Дремлю, — отозвалась она, не открывая глаз. — Дремлю и думаю.

— И? Чего надумала?

— Что у тебя замечательные родители. Мама… Папа… — бормотала она, глубоко и ровно дыша. — Ужин восхитительный. Тысячу лет не ела печеной картошки… И да, я с тобой согласна. Муж бы не стал ее убивать.

— Такие у тебя переходы. — Он качнул головой. — Да, муж не стал бы. Не идиот же он конченый. Сразу на него подумают. Так ведь?

— А мы и подумали. И закрыли его на трое суток. — Она с хрустом потянулась. — Не скоро еще мой дом?

— Еще минут пять.