Тринадцать свадеб - Пейдж Тун (2017)

Я запутался. Бронте, милая, пожалуйста. Я так запутался. Я не могу с этим справиться. Не могу справиться с собой. Если бы я мог все прекратить, я бы так и сделал. Пожалуйста, не говори маме. Пожалуйста. Подойди. Подойди сюда, моя милая. Не могу справиться со своими чувствами. Пожалуйста, не рассказывай матери.

Смотрю на Локи глазами, полными ужаса, а к горлу подступает тошнота. Он странно смотрит на меня, чувствуя, что со мной что-то совсем не так.

— Что такое?

— Ничего, — пытаюсь выговорить, но ни звука выдавить не удается.

— Ты вся дрожишь, — обеспокоенно говорит он.

Он прав. Меня обуяла дрожь с головы до пят. Ручьями стекает холодный пот. Тут в памяти оживает наш последний разговор с матерью. Она говорила, что мне нужно вернуться домой, что это очень важно. Она хотела, чтобы я вернулась на Рождество.

— Вдруг это твой последний шанс, — говорила она. — В марте может быть слишком поздно.

— Я не приеду в марте, — ответила я. — Меня повысили. Я остаюсь.

Она сказала, что заказала мне билет до дома, несмотря на объяснения того, что мне надо работать.

— Отдохнешь на Рождество. Все отдыхают на Рождество, — настаивала она. — Ты должна. Мне надо увидеться с тобой. Ему надо увидеться с тобой. Потом станет поздно.

Я успокаиваюсь, озадаченно глядя прямо перед собой.

— Мне надо ехать домой, — шепчу я Локи.

— Остался всего день.

— Я не о Британии. Мне надо домой — в Австралию.

Он мягко гладит меня по плечу.

— Возможно, и к лучшему.

Резко оборачиваюсь и пристально на него смотрю.

— Это не имеет отношения к Алексу. Я возвращаюсь. Мне просто надо на Рождество домой.

Он моргает в недоумении.

— О чем ты? Впереди еще четыре месяца.

— Знаю.

— Черт, ты такая странная, Бронте. — Он закрывает лицо руками. — Все у тебя вкривь и вкось, — бормочет он, не глядя на меня.

Локи отворачивается от меня.

— Мне нужно идти работать.

Смотрю, как он уходит. Он прав. Я самая настоящая неудачница, каких земля еще не носила.

Глава 26

Неведомым образом я все же собираюсь с силами, возвращаюсь в шатер и провожу там еще полтора часа, а затем, как раз когда следует, удаляюсь в спальню. Голова гудит, и когда мне наконец удается отключиться, я погружаюсь в беспокойный сон, щедро сдобренный угнетающими снами и кошмарами из детства.

Я просыпаюсь рано утром. Бриджет рядом крепко спит. Она легла в час ночи, когда наконец утихла клубная музыка. Когда она пришла, сна у меня не было ни в одном глазу, но я притворилась.

Набрасываю на себя одежду и выхожу из комнаты. Дом окутан тишиной. Босыми ногами чуть слышно ступаю на кухню. В холодных, бледных предрассветных сумерках заполняю чайник водой и включаю его, а потом вздрагиваю — открывается входная дверь. С опущенной головой, погрузившись в глубокие раздумья, входит Алекс.

Меня охватывает трепет.

— Привет, — говорю я, и он чуть не выпрыгивает из штанов.

— Черт!

— Извини, — улыбаюсь я. Он смущается.

— Я думал, все спят.

— Все. Кроме меня.

Он кивает, не глядя мне в глаза.

— Я готовлю чай, — сообщаю, пытаясь выговаривать слова ровным тоном. — Хочешь чашечку?

Секунду он сомневается и отвечает:

— Конечно.

— Ты говорил с ней? — спрашиваю спокойным голосом.

— Нет. — Он качает головой. — В Нью-Йорке в разгаре ночь. Здесь не ловит, я ходил дальше, чтобы проверить сообщения.

Размещаю на столе чайные приборы и сажусь.

— И были какие-то?

Он кивает.

— Да. Она звонила вчера.

Когда ты меня целовал? Вслух я этого не говорю. Вряд ли что-то изменится, если озвучить эту мысль.

Разливаю чай по двум кружкам и одну пододвигаю к нему. В свою добавляю капельку молока, глядя, как белая жидкость вращается в темной воде, образуя миниатюрное облачко, которое словно несет с собой бурю.