Эллисон прижимается к Скотту, он целует её в губы. Я отворачиваюсь. После того как я вернулась из больницы, они стали делать это гораздо чаще. Они не просто целуются, а по-настоящему, с чувством. Они целуются, потому что любят друг друга. Потом Эллисон выходит из комнаты, а Скотт засовывает руки в карманы.

Я подавляю желание почесать заживающий висок.

– Эллисон замазала мой порез.

– Я уже заметил, – Скотт кивает на мою левую руку. – Как рука?

Я пожимаю плечами.

– Нормально.

Чёрная гипсовая повязка – это только временно. Трент раздробил мне кучу костей в кисти, запястье и локте. Через две недели мне предстоит новая операция. Я барабаню здоровыми пальцами по ноге. Мне казалось, что я смогу не спрашивать, но теперь выясняется, что не смогу.

– Как идёт мамин процесс?

Вчера состоялись предварительные слушания по делу мамы и Трента. Я сказала Скотту, что не хочу знать, что там будет, но любопытство терзает меня.

– Вполне естественно, что ты хочешь знать.

Он смотрит мне в глаза, а я подавляю миллион противоречивых чувств, разрывающих меня.

Я киваю, и Скотт продолжает:

– Твоя мать согласилась на сделку о признании вины, поэтому её приговорят к шести годам заключения. Трент, вопреки совету своего адвоката, настаивает на своей невиновности. Окружной прокурор считает, что ему дадут пятнадцать лет.

Тревога клубком сворачивается у меня в животе, я обессиленно опускаюсь на стул.

– Значит, будет суд.

Скотт кивает. Мы все надеялись этого избежать.

– Да.

Если состоится судебный процесс, нам с Райаном придётся увидеть Трента во время дачи показаний. Я судорожно вздыхаю, пытаясь успокоиться.

– Ты говорил с мамой? – спрашиваю я.

Скотт качает головой, а я даже не знаю, что чувствую. Сейчас я вообще не знаю, что чувствую к маме. Шесть лет. Моя мама сядет в тюрьму на шесть лет, и это устроила я.

– Ты поступила правильно, малыш.

– Я знаю, – тихо отвечаю я.

Да, я это знаю, но от этого мне ничуть не легче. Раздаётся звонок в дверь, и тревога уходит. Райан пришёл.

Добродушная улыбка расплывается на лице Скотта.

– А вот и принц Очарование.

– Слушай, Скотт…

Он знаком предлагает мне продолжать.

– Послушай, как ты узнал про героин? Это же страшная тайна. Я понимаю, тебе нужно было чем-нибудь меня шантажировать, но я подумать не могла, что это окажется героин!

Скотт чешет за ухом.

– Я как раз занимался наймом частного детектива, чтобы разыскать тебя, когда мне вдруг позвонила твоя тётя. Когда я приехал в участок, то сразу решил, что ты уедешь домой только со мной. Мне было достаточно один раз взглянуть на твою мать, чтобы понять, насколько всё плохо, – он вздыхает. – Она так страшно нервничала при виде копов, что я понял: ей есть что скрывать. Я бы сказал что угодно, чтобы удержать тебя здесь. Но я никогда не произносил слово «героин» ни при тебе, ни при твоей матери, я вообще ни разу не был в её квартире. Я просто догадался, что у неё есть тайна, и блефовал.

Ну вот, теперь я чувствую себя идиоткой. Счастливой идиоткой, но тем не менее.

– Умно, ничего не скажешь.

Скотт ухмыляется.

– А то!

Во время двухминутного ожидания мои ладони покрываются липким потом, в том числе и та, что в гипсе. Бабье лето в штате Кентукки заставляет в разгар ноября чувствовать себя как в июле. Когда мы выходим на футбольное поле, Райан держит меня за руку, как будто не замечая, до чего она липкая и холодная. Толпа кричит и беснуется на трибунах, а ведущий громко сообщает всем присутствующим, что наш с Райаном выход первый и десятый. Одному Богу известно, что это значит.

Остальные пары, из которых будут выбирать короля и королеву, выстраиваются около софитов, но я забиваюсь в самый дальний ряд, и Райан вместе со мной.

– Гвен можешь не опасаться, – говорит он.

– Я знаю.