— Именно об этом я и говорю. Но ты ни черта не поступишь даже через год, если будешь батрачить практически каждый день. И твоя мечта о медицинском так и останется мечтой, а ты не заметишь, как пролетит сначала пять лет, а потом десять, и в бар тебя уже не возьмут. Найдут телку помоложе.

Взгляд Рины режет, грудная клетка поднимается и опускается, видать борется с желанием вонзить в меня когти, но все же здравый разум побеждает. Дикарка не глупая, чтобы и самой понимать жизненный расклад. Без образования сложно добиться чего-то в жизни. А зная ее — горбатиться над столами не ее конечная цель.

— Картина не привлекательная, правда? — прищуриваюсь, сжимая хрупкие плечи.

Сколько проходит времени? Секунды? Минуты? Хер его знает, я не считаю, потому что занят тем, как рассматриваю все мыслительные процессы, проступающие реакцией на задумавшемся лице. Рина постепенно восстанавливает дыхание, но губы по-прежнему крепко сжаты.

— Я не смогу совсем не работать, — произносит уверенно спустя мгновения. — Согласна, что бар — не лучшее место, но вариантов больше нет.

— Варианты есть всегда, — смягчаю напор, потому как уже вижу, что выводы она сделала правильные. — И мы сможем в два раза быстрее найти тебе подходящее место работы, с неполной занятостью, чтобы у тебя оставалось время на обучение.

— Мы? — вопрос тихим эхом разносится по коридору.

— Мы, Рина.

После полуторачасового примирения мы лежим на диване в гостиной, вымотанные, потные и пялимся в телик. До комнаты дойти были не в состоянии. Диван здесь оказался удобный, устойчивый, думаю на месяц наших активных примирений его вполне хватит, а потом купим новый.

Мужик в фильме убегает от каких-то паранормальных уродов, пока я уткнувшись носом в макушку Рины, накручиваю на палец темный локон. Дикарка развалилась рядом, забросив на меня ногу, а подбородком уперлась в грудь. Зависаю на ней и сам не замечаю как начинаю улыбаться. Кто бы мог подумать, что мне будет в кайф просто так валяться на диване после секса?

А потом вдруг из неоткуда в памяти всплывает профиль Довлатова. Странно. Во второй раз за день я снова вижу невероятное сходство между ними. Исследую острые скулы Рины, курносый нос и огромные глаза, прищурившиеся от напряженной сцены. То, что теперь мы будем жить вместе я выяснил еще на третьем ее оргазме, а сейчас нужно выяснить еще кое-что, не дающее покоя.

— Ри, — волосы скользят сквозь мои пальцы, пока взгляд дикарки прикован к экрану.

— М?

— Как ты оказалась в детдоме?

Взгляд Рины отрывается от телевизора и устремляется на меня.

— Родители отдали, — отвечает тихо, — точнее отец. Когда мне было два месяца.

— Почему только отец?

Тяжелый вздох намекает, что говорить на эту тему ей сложно, но мне необходимо выяснить, чтобы зудящая мысль не грызла сознание.

— Я искала их. Маму нашла. Ее могилу. Дата смерти совпадает со временем, когда меня отдали в детский дом. А отца пыталась искать. Долго. Но он как сквозь землю провалился. Данные о нем терялись и смазывались.

— А хочешь найти?

— Не знаю. Долго думала, что да. Теперь не уверена. А что?

— Думаю, может я попробовал бы его найти. Если тебе конечно это нужно.

Наверное, каждый на месте Рины в глубине души надеется найти своих родителей. Ответа четкого может и не быть для чего конкретно, но сам факт того, что ты видел их и знаешь кто тебя произвел на свет уже много значит. Так и Рина. Она рывком приподнимается на локте, неверяще всматриваясь мне в глаза, и я даже чувствую, как ускоряется ее сердцебиение.

— А ты сможешь?

— Не обещаю. Но попытка не пытка. Принесешь свидетельство о рождении?

Уже через мгновенье по комнате пробегает голая задница, приклеивая к себе мой взгляд, а еще через пару мгновений рядом плюхается сексуальное обнаженное тело с потрепанной бумажкой в руке.

Разворачиваю лист и нахожу имя отца.

Шведов Игорь Семенович.

Игорь…