Женщина со шрамом - Филлис Джеймс (2010)

— Нет, спасибо, Кейт. Она имеет право услышать об этом от меня. Но если ей уже сообщили, можно не торопиться. Мы тогда займемся групповым опросом. Встретимся с вами и с Бентоном в библиотеке.

10

Домочадцы уже собрались и вместе с Кейт и Бентоном ждали в библиотеке, когда туда вошли Дэлглиш и Джордж Чандлер-Пауэлл. Бентону было интересно увидеть, как распределилась в комнате группа участников опроса. Маркус Уэстхолл расположился поодаль от своей сестры, которая выбрала стул с прямой спинкой у окна, и сел рядом с сестрой Флавией Холланд — вероятно, из медицинской солидарности. Хелина Крессет сидела в глубоком кресле у камина, видимо, считая, что казаться спокойно отдыхающей сейчас не подобает, держалась прямо, свободно опустив руки на подлокотники. Могуорти нелепым Цербером стоял рядом с ней, спиной к камину. Он переоделся в блестящий синий костюм с полосатым галстуком, что делало его похожим на владельца похоронного бюро былых времен; он был в комнате единственным, кто остался стоять. Повернув голову, он встретил вошедшего Дэлглиша яростным взглядом, который показался Бентону скорее оборонительным, чем агрессивным. Дин и Кимберли Босток, напряженно сидевшие бок о бок на единственном диване, пошевелились, словно в нерешительности — не следует ли им встать, потом, украдкой бросив взгляд на остальных, удобнее уселись на подушках, а Кимберли тайком продела свою ладонь в ладонь мужа.

Шарон Бейтман, так же как и Кэндаси Уэстхолл, сидела одна, напряженно выпрямившись, в нескольких футах от нее. Она сложила руки на коленях, худые ноги аккуратно поставила одну подле другой; в ее глазах, на миг уставившихся прямо в глаза Бентону, было больше настороженности, чем страха. Она надела хлопчатобумажное платье в синий цветочек, а поверх него джинсовую куртку. Платье, более подходящее для лета, чем для холодного декабрьского дня, было ей слишком велико, и Бентон задался вопросом, не выбран ли такой наряд специально, чтобы намекнуть на сходство с викторианской сиротой из благотворительного приюта, упрямой и слишком часто наказываемой. Миссис Френшам заняла стул у окна и время от времени поглядывала наружу, словно желая напомнить себе, что там существует мир, успокаивающе нормальный и полный свежести — в отличие от атмосферы этой комнаты, где самый воздух стал кислым от напряженности и страха. Все были бледны и, несмотря на тепло, шедшее от центрального отопления, несмотря на языки пламени и потрескивание поленьев в камине, вроде бы ежились от холода.

Еще Бентону интересно было видеть, что остальные собравшиеся в библиотеке позаботились одеться соответственно ситуации, когда более разумно выразить уважение и печаль, чем страх или дурные предчувствия. Блузки и сорочки свежевыглажены, брюки из шерсти или из твида явились на смену джинсам и вельвету. Джемперы и кардиганы выглядели так, будто их только что развернули, достав из шкафа. Хелина Крессет казалась весьма элегантной в облегающих брюках в мелкую черно-белую клеточку и черном кашемировом джемпере с высоким горлом. Лицо ее побледнело настолько, что даже очень мягкого тона помада на ее губах представлялась нарочитым символом протеста. Пытаясь не слишком долго задерживать взгляд на мисс Крессет, Бентон подумал: «Это лицо — точно из рода Плантагенетов» — и сам себе удивился, обнаружив, что находит его прекрасным.

Три стула у письменного стола красного дерева (восемнадцатый век) стояли незанятыми и были явно поставлены для полицейских. Там Дэлглиш с коллегами и сели, а Чандлер-Пауэлл занял позицию напротив них, рядом с мисс Крессет. Глаза всех присутствующих обратились к нему, хотя Бентон сознавал, что мысли их сосредоточены на высоком темноволосом человеке, сидевшем справа от него самого. Именно этот человек был сейчас главным в библиотеке. Но они трое находились здесь с согласия Чандлера-Пауэлла, это был его дом, его библиотека, и каким-то необъяснимым образом он ясно давал это понять.

Спокойным и властным тоном он сказал: