Бремя молчания - Хизер Гуденкауф (2010)

К вечеру, зная, что все уже закончилось, я возвращался домой. Отец ждал меня на парадном крыльце, он разминал между пальцами сигарету и прихлебывал холодный чай, приготовленный мамой. Медленно подходя к дому, я всякий раз дивился тому, какой отец огромный. Отец был настоящим великаном — высоким и широким в обхвате. Когда он застегивал рубашку, пуговицы едва-едва сходились на животе. Те, кто не знал моего отца, невольно ежились при виде его огромной фигуры, но, познакомившись с ним, быстро меняли мнение о нем. Отец был очень мягким человеком. Не припомню ни разу, чтобы он повысил голос на мать или на моих братьев и сестер.

Однажды — мне было двенадцать лет — я улизнул в библиотеку, не вычистив загоны и не накормив свиней. Когда я вернулся, отец стоял, прислонившись к деревянной ограде свинарника, и поджидал меня. Его обычно безмятежное лицо было перекошено от гнева, он пристально смотрел на меня, скрестив руки на широкой груди. Мне тут же захотелось бросить книги и убежать. Но я этого не сделал. Я подошел к тому месту, где стоял отец, и уставился на свои парадные ботинки, запачканные пылью и грязью.

— Мартин, — сказал отец новым для меня мрачным тоном. — Мартин, посмотри на меня!

Я поднял голову, заглянул ему в глаза и понял, как сильно он во мне разочарован. После забоя от него сильно пахло кровью.

— Мартин, мы — одна семья. Так уж вышло, что мы разводим свиней. Я знаю, ты этого стыдишься…

Я быстро покачал головой. Стыдился я вовсе не свиней, но не знал, как убедить в этом отца. Он продолжал:

— Я знаю, тебе противно выгребать навоз. И меня ты стесняешься, потому что я не такой способный к учебе, как ты. Я простой фермер-свиновод — уж какой есть. Ты, кстати, тоже. По крайней мере, сейчас. Я не могу прочесть твои толстые умные книжки и не понимаю длинные слова, которые ты выговариваешь без запинки. Зато я работаю от зари до зари, и у нас на столе есть еда, а у тебя на ногах — ботинки. Но чтобы мы не умерли с голоду и не ходили голые, мы должны работать сообща. Ты старший, ты должен помогать. Подумай, Мартин, что ты можешь сделать для семьи, и скажи мне. Делай что тебе нравится, но вноси свой вклад. А еще — ты не имеешь права сбегать в город, не выполнив свои обязанности. Понял?

Я кивнул, и лицо у меня покраснело от стыда.

— Пораскинь мозгами, Мартин. Подумай, а утром скажешь, каким будет твой вклад. — Отец отвернулся и пошел прочь, низко опустив голову и сложив руки за спиной.

В ту ночь я почти не спал. Все старался придумать, чем помочь семье. Присматривать за младшими братьями и сестрами мне не хотелось, в строительстве и ремонте я не был силен. Чем же я люблю заниматься? Я люблю читать и считать. Надо использовать мои сильные стороны! Я думал до самого утра и встал раньше отца. Когда он вышел из спальни, я уже ждал его за кухонным столом.

— Папа, кажется, я придумал, какой могу внести вклад, — застенчиво сказал я, и отец наградил меня знакомой кривой улыбкой.

— Я в тебе не сомневался, Мартин, — ответил он, присаживаясь ко мне.