Приближалась зима, а жизнь никак не хотела возвращаться в свою колею. Карина прилагала титанические усилия, чтобы сберечь хотя бы иллюзию благополучия в семье, но ежедневные поездки в Лесное сводили их на нет. Вроде небольшое расстояние, чуть больше шестидесяти километров, но, с учетом качества дорог и пробок в часы пик, время, затрачиваемое на дорогу, не поддавалось никаким прогнозам. Иногда добраться до Зеленой горки можно было минут за сорок, а порой приходилось плестись в бесконечной очереди два, а то и три часа. Все чаще, возвращаясь с работы, Тимур находил дом пустым. Конечно, в холодильнике не переводилась еда, в шкафу всегда можно было найти чистую, идеально выглаженную рубашку, дом оставался чистым и красивым. Но без Карины, без участливого внимания, с которым она выслушивала его рассказы о делах «Аверс-банка», все это казалось незначительным, ничтожным, стремящимся к нулю.

Это был один из таких дней. Тимур возвращался с работы и, подъезжая к дому и глядя на темные впадины окон, уже знал, что его ждет очередной тоскливый вечер наедине с телевизором и разогретым в микроволновке ужином. Кивнув консьержу, Молчанов шагнул в лифт, болезненно поморщился от вида собственного лица в большом, во весь рост, зеркале. Сейчас он не походил на успешного банкира, каким был еще полгода тому назад. Опустившиеся уголки губ, сухой взгляд запавших глаз, нездоровая испарина на лбу принадлежали, скорее, маргиналу, напялившему по иронии судьбы приличные шмотки. Но почему? Что изменилось? Он и его близкие живы, здоровы. Темка не в счет. Врач что-то говорил насчет гибкости детской психики. Еще пара месяцев, и все будет в порядке. Банк относительно стабилен. Откуда это ощущение обреченности?

Он долго умывался, будто надеясь смыть с лица выражение бесконечной усталости, и вдруг почувствовал за спиной чье-то присутствие. Поднял глаза и в зеркале увидел Карину. Она, похоже, только что вошла и стояла, прислонившись к дверному косяку.

– Тим? – спросила тихо, будто сомневаясь, он это или нет.

Тимур посмотрел на жену и только теперь увидел, как она сдала за последние месяцы. От глаз к вискам пролегли морщинки, кожа на лице стала тонкой-тонкой, как старинный пергамент. Кажется, тронь – и зазвенит. И сама она – как натянутая струна, сплошной нерв.

– Кушать хочешь? – не дожидаясь ответа, дернулась в сторону кухни.

Он не ощущал голода, ему хотелось смотреть на нее, в это родное лицо.

– Карина, постой, – Тимур сделал шаг и коснулся пальцами морщинок у ее глаз.

– Что? Что такое?

– Морщинки…

Она подняла руки к вискам и помассировала уголки глаз, будто пытаясь стереть паутинку морщин.

А ему вдруг захотелось обнять ее. Довольно странное желание на десятом году супружества. Но он не хотел сейчас об этом думать. Просто хотел обнять. И обнял. Она на мгновенье напряглась, повела плечами, будто собираясь выскользнуть и бежать на кухню греть свой дурацкий ужин, а в следующую секунду расслабилась и опустила ресницы. Тимур смотрел на эти длинные, слегка подрагивающие ресницы и вдруг сказал:

– Я люблю тебя… Как же я люблю тебя, Карина.

Из-под ресниц выкатилась слеза и медленно поползла по щеке, оставляя дышащий влагой след. Тимур прикоснулся к нему губами и замер. От Карины пахло слезами, пролившимися и будущими. Эти слезы намочили его рубашку на груди, и от этого мокрого прикосновения телу стало горячо-горячо. Господи, как же давно он не обнимал ее! Это же так здорово – обнимать свою жену… И не просто жену. Только сейчас Тимур понял, что для него Карина. Это как воздух, который не замечаешь до той поры, пока вдруг не становится нечем дышать.

– Тим, вода течет, – прошептала Карина.

– Ну и пусть, – он осторожно взял ее лицо в ладони, поцеловал ненакрашенные губы, и мир с текущей водой и неразогретым ужином перестал существовать.

На следующее утро директор «Аверс-банка» первый раз в жизни опоздал на работу.