Человек среди людей - Яков Коломинский (1973)

На пути поисков общих закономерностей социального психолога ожидает много опасностей. Можно на каждой странице повторять, что ни в коей мере не отождествляешь человеческое общество с сообществом животных, что прекрасно понимаешь социальный характер законов человеческого общения, и тем не менее рискуешь невольно высказать такие аналогии, которые будут либо слишком очеловечивать животных (антропоморфизм), либо приписывать поведению человека биологические мотивы.

Недаром известный польский зоопсихолог Ян Дембовский во введении к своей книге «Психология обезьян» напоминает читателям одну из древнегреческих легенд об Одиссее. Возвращаясь на своем корабле из Трои в родную Итаку, Одиссей испытал на пути много приключений. А Мессинский пролив стерегли два чудовища: многоглавая Сцилла, захватывающая и пожирающая каждого неосторожного, и страшная Харибда, гигантская воронка, которая вовлекала целые корабли с экипажами. Только чудом удалось Одиссею избежать смерти.

Таким Одиссеем, путешествующим между двумя чудовищами, является, по мнению Яна Дембовского, зоопсихолог. И в еще большей степени, добавим мы, социальный психолог. Ведь если зоопсихолога подстерегают две основные опасности, с одной стороны — упрощенчество, механицизм, а с другой стороны — антропоморфизм, то социальному психологу угрожает еще одно чудовище — биологизаторство, уподобление человеческого общества животной стае. И все-таки приходится отправляться в опасное «плавание». Хотя бы просто для того, чтобы познакомиться с фактами о групповом поведении, которые добыты многочисленными исследователями. А выводы? С ними, может быть, не следует пока торопиться.

Кольца с ножками

Наблюдения над жизнью животных, которые стоят на разных ступенях эволюционной лестницы, дают основания для одного интересного с психологической точки зрения вывода. Чем выше организовано животное, тем больше степеней свободы от своих собратьев имеет отдельный индивид, отдельная особь. Чем ближе к человеку, тем больше «и один в поле воин». По-видимому, на робинзонаду способен только человек, личность которого как бы запечатлела в себе всю историю предыдущих поколений. На другом полюсе стоят существа, вообще лишенные индивидуальной биографии. Только в массе, только в соединении с тысячами себе подобных обретают они возможность существовать. Именно такое истолкование дает французский ученый Реми Шовен загадочной сложности жизни пчел.

Пчелиная семья, состоящая из десятков тысяч насекомых, представляет собой с этой точки зрения организм нового типа, вернее некий «надорганизм», в котором отдельная пчела «всего лишь небольшая частица, не имеющая серьезного значения и почти лишенная индивидуального существования». Эта остроумная гипотеза позволяет понять всю сложность поведения общественных насекомых, поразительно несоответствующую количеству нервных клеток, которыми обладает каждое из них.

Может быть, эти клетки складываются в единую нервную систему? Для обоснования этого положения Шовен проводит интересную аналогию. В улье, рассуждает он, живет от 60 до 70 тысяч пчел, значит, столько же мозговых центров. Известно, что элементы памяти больших электронных вычислительных машин состоят из ферритовых колец, соединенных между собой чрезвычайно сложным образом. Предположим, что инженер, которому поручили сконструировать такую машину, имеет лишь одно ферритовое кольцо — он ничего не может сделать. Будь их десяток или сотня, он не был бы ближе к цели, а вот если их дать ему несколько тысяч, он, соединив кольца надлежащим образом, сможет создать из них орган машинной памяти. Количество перешло в качество. Тысяча элементов приобретают ценность и значение, какими ни в коей мере не обладали ни десяток их, ни сотня. Предположите теперь, говорит Шовен, что у маленьких ферритовых колец выросли ножки, что они умеют передвигаться и что они лишь в особых случаях соединяются и образуют единое целое, вы получите машину, во многом сходную с пчелиной семьей.