— Я думаю, что он пишет нам, поскольку мы видели то, что он натворил. То есть он не случайно хочет с нами поговорить. Мы — свидетели его преступления, и не удивлюсь, если он пытается таким образом оправдать себя, снять с себя вину. Остается одна проблема: его послание не относится к числу самых понятных.

Бролен вновь взялся за письмо. «Я очутился в сумрачном лесу, Чей давний ужас в памяти несу!»

— Он рассказывает нам о своем преступлении, о том, что совершил, и о том, что, по-своему, он в этом раскаивается, ты не находишь? — спросил Митс.

— Похоже.

— Он сознательно отделил первую часть письма от второй, — заметил Салиндро, — и наверняка действовал неспешно, тщательно продумал каждую деталь. Курсив имеет для него важное значение.

Бролен резко кивнул и тут же скривился от боли в плече.

— Блин! Это никак не вяжется с тем, что мы о нем думаем! Это слишком взвешенно, продуманно, слишком точно изложено! Взгляните на стихи, на слова: как ты и сказал, Ларри, убийце потребовалось время, для него это письмо имело огромное значение, и курсив, конечно, тоже тут не случаен, его использование имеет какой-то определенный смысл…

— Это может быть цитата, — предположил Митс, — взятая из книги. Действительно, ловко придумано; я почти отказываюсь верить, что столь недалекий тип, как наш убийца, мог написать подобный текст!

— Меня это тоже сильно смущает, — согласился Бролен. — Что мы знаем про убийцу из леса? Что он неуравновешенный, сексуально неполноценный человек, что он готовился к преступлению явно не пять минут… Все это никак не применимо к человеку, которого ты называешь недалеким типом. В этом преступлении присутствует очевидный сексуальный подтекст, однако убийца не всегда может контролировать свой сексуальный порыв, и жертва для него вовсе не человек, он использовал ее как одноразовый бумажный платок. Мы могли бы называть его безумным, но тогда его почерк был бы иным: убийца оставил бы нам больше следов своей сексуальной агрессии.

— Однако парень, отправивший нам это письмо, совершенно точно убийца, ведь капельки удалось идентифицировать, это кровь жертвы, — заметил Салиндро. — Правда, может быть, он скопировал текст откуда-нибудь…

Бролен покачал головой и поднял указательный палец, заметив:

— Все это так, но даже если перед нами — простая цитата, ему хватило ума понять, что именно он нам посылает, и вот это как раз и не вяжется с составленным мной профилем! Я полагал, что убийца — недалекий, убогий тип, асоциальный и страдающий паранойей, более того, возможно, даже неграмотный. Но в этом письме обе части имеют свое определенное значение, равно как и использование, что говорит о заведомой тонкости ума! Это ну никак не соответствует созданному нами образу преступника.

— Тогда, быть может, ваш профиль не совсем точен? — заметил Котленд не без некоторой иронии.

— Нет, я уверен, что нет. — Бролен размышлял несколько секунд, а потом добавил: — Нам написал другой человек. Сообщник или свидетель. Его послание ясно говорит, что он хочет «вести нас за собой», но куда и зачем? Может быть, он вовсе не сообщник, но знает, кто является убийцей, и хочет пошутить с нами, прежде чем выдаст нам его.

— В таком случае, откуда у него кровь жертвы? — спросил Митс.

— Не знаю, — признался Бролен. — Возможно, он был на месте преступления и проник в лесную сторожку, когда убийца ушел, а может быть, он — его партнер по этой смертельной игре, трудно сказать. Но я совершенно уверен: нам написал другой человек.

Митс и Салиндро снова переглянулись.

Последний, немного поколебавшись, положил руку на плечо Бролену:

— В таком случае, этот второй знает о существовании Джульет Лафайетт.

Бролен резко поднял голову и вопросительно посмотрел на своего пузатого друга.

— Сегодня утром она получила точно такое же послание, — как бы извиняясь, сказал Салиндро.

26