Я заметила движение далеко внизу, у горного склона, к юго-востоку от того места, где мы лежали. Моя первая мысль, естественно, была, что это возвращается Ламбис. Но потом, когда крошечная фигурка продвинулась ближе, меня поразило, что он не проявлял ни малейших усилий, чтобы остаться незамеченным.

Я прищурила от солнца глаза. На таком расстоянии еще трудно было как следует рассмотреть путника, но одет он был во что-то темное. Это могли быть коричневые брюки Ламбиса и его темно-синяя шерстяная куртка. Насколько я могла разглядеть, он не нес ничего, кроме палки, и шел не таясь, да еще и по самым открытым участкам горного склона. Человек, казалось, не торопился, часто останавливался и внимательно смотрел вокруг, прикладывая козырьком руку, чтобы защитить глаза от блеска солнца.

Когда он через несколько минут остановился в четвертый раз, я решила, скорее мучимая любопытством, чем предчувствуя что-то дурное: это не Ламбис. Потом, когда он поднял руку, я уловила блеск от предмета, который он держал у глаз. Бинокль! А потом, когда он продвинулся еще ближе, я повнимательнее посмотрела на палку, которую он нес. Ружье!

Я лежала, вдавившись в иглы можжевельника, которыми был усыпан выступ, и следила за незнакомцем так, как если бы следила за гремучей змеей. Сердце после первого болезненного толчка страха несколько успокоилось, хотя и билось испуганно, неровно. Я делала глубокие вдохи, чтобы окончательно взять себя в руки. Взглянула на Марка.

Он лежал без движения, с закрытыми глазами, и жуткая печать крайней усталости все еще не сходила с его лица. Я протянула было к нему руку, но тут же отдернула ее. Времени еще достаточно, не стоит беспокоить его, пока убийца не подойдет ближе.

То, что это убийца, сомнений уже быть не могло. Когда маленькая из-за расстояния фигура приблизилась по открытому участку склона, я заметила мелькание красного – на голове его была красная повязка, о которой говорил Ламбис, – кроме того, уже различались мешковатые очертания критского наряда. Человек явно что-то искал. Почти каждую минуту он останавливался, чтобы осмотреть какую-то часть склона в бинокль, а раз, когда он повернулся и стал пробираться через поросль молодых кипарисов, он и ружье взял на изготовку…

Он вышел из тени рощи и снова остановился. Теперь стекла были направлены вверх… они поворачивались в сторону выступа… пастушьей хижины… пути, по которому пошел бы Ламбис…

Стекла скользнули мимо нас и тут же назад на восток. Он долго рассматривал густо поросшие деревьями скалы над рощицей кипарисов, откуда он вел обзор. Наконец опустил бинокль, подтянул ружье и начал медленно подниматься в гору. Выступающий утес скрыл его из виду.

Я легонько дотронулась до Марка:

– Вы не спите?

В ответ на мой шепот он тут же открыл глаза, и по их выражению было видно: он понял, что означает мое осторожное движение и упавший голос.

– Что такое?

– Там кто-то идет, внизу, неподалеку. И я думаю, что это тот человек, о котором вы говорили. Он, кажется, что-то или кого-то ищет, и у него ружье.

– С уступа его сейчас видно?

– В данный момент – нет.

Марк неловко перевернулся на живот и осторожно выглянул вниз сквозь можжевельник. Я стала говорить ему прямо в ухо:

– Видите, там внизу кипарисы? Лесок позади низкорослого дерева с сухой веткой, похожей на рог оленя? Вот оттуда он движется вверх по склону. Вам отсюда не видно, но выше там тоже есть деревья, за тем утесом, и начинается узкое ущелье, такое же, как это, только поменьше. К нему вроде бы течет поток от небольшого водопада. – Я сглотнула с усилием. – Говорила же я, что он будет рыскать там, где вода.

Марк вытянул шею, чтобы осмотреть скалы выше и ниже нашего выступа.

– Когда мы карабкались сюда, мне не до того было, чтобы все как следует разглядеть. Нас на самом деле не видно снизу?