Седьмая чаша - Кристофер Сэнсом (2010)

Доктор кивнул.

— Я тоже когда-то изучал труды Эразма. Они пользовались большой популярностью, когда я впервые приехал в Англию. Мне казалось, что в его рассуждениях о чрезмерном богатстве церкви и о ее излишней приверженности внешним церемониям что-то есть, но большинство моих собратьев, монахов, так не считали, утверждая, что его пером водила легкомысленность.

Лицо Гая потемнело.

— Возможно, они были более прозорливы, чем я, и уже тогда предвидели, что разговоры о реформах рано или поздно приведут к разрушению монастырей и всему, что последовало за этим. И ради чего? — с горечью спросил он. — Ради того, чтобы восторжествовали жадность и страх.

Речи Гая в защиту монахов заставили Роджера почувствовать неловкость. Я перевел взгляд с одного на другого. Гай в душе по-прежнему оставался католиком, Роджер раньше был радикальным сторонником реформ, но потом стал умеренным, а я находился даже не между ними, а вообще в стороне, особняком. Довольно одинокое местечко.

— У меня есть еще одно дело, в связи с которым я хотел попросить у тебя совета, Гай, — решил я сменить тему. — Это случай, связанный с психическим расстройством на религиозной почве или, по крайней мере, похожий на него.

Я рассказал ему историю Адама Кайта.

— И вот, Тайный совет взял да и упрятал его в Бедлам — с глаз долой, из сердца вон, — заключил я свой рассказ. — Родителя парня хотят, чтобы я вытащил их сына оттуда, но мне думается, что это не самая лучшая мысль.

— Мне известно о случаях навязчивой влюбленности, — задумчиво протянул Роджер, — но навязчивая религиозность… О таком я не слышал.

— Я слышал, — сказал Гай.

Мы оба повернулись и уставились в его темное непроницаемое лицо.

— Это новое психическое заболевание, которое Мартин Лютер добавил в копилку человеческих несчастий.

— Что ты имеешь в виду? — заинтересовался я.

— Всегда существуют люди, которые ненавидят себя и изводят себя, испытывая чувство вины за реальные или вымышленные проступки. Я неоднократно встречался с подобными случаями в бытность свою монастырским врачевателем. Мы всегда говорили таким людям, что Господь прощает каждого, кто раскаялся в своих грехах, ибо Он никого не обходит своей милостью.

Гай поднял голову, и в его голосе зазвучал гнев, что случалось с ним крайне редко.

— Но теперь нам говорят, что Бог будто бы по какому-то собственному капризу решил одних спасать, а других предавать вечному проклятию. Но если вы не можете рассчитывать на Божественную милость, вы обречены. Это один из основных постулатов Лютера. Я знаю, я читал его. Лютер может чувствовать себя ничтожной тварью, спасенной милостью Божьей, но задумался ли он над тем, чем может обернуться его философия для других, которые не обладают его внутренней силой и надменностью?

— Если бы это было правдой, разве не сошла бы с ума половина человечества? — спросил Роджер.

Гай неожиданно ответил на этот вопрос другим вопросом:

— А вот вы верите в то, что на вас лежит милость Божья?

— Я надеюсь на это. Я стараюсь жить по совести и верить в то, что могу быть спасен.

— Да, большинство, как вы и я, предпочитают жить надеждой на спасение, оставляя все остальное на усмотрение Бога. Но сейчас появились такие, которые абсолютно уверены в том, что они уже спасены. Эти люди могут быть опасны, поскольку считают себя особыми, не такими, как все остальные. Однако у любой монеты есть две стороны, поэтому существуют и другие — те, кто страстно желает уверенности и в то же время полагает себя недостойным. Такое состояние может обернуться тем, что происходит сейчас с вашим бедным юношей. Я слышал, это называют манией спасения души, хотя вряд ли этот термин способен передать те муки, что испытывают люди, страдающие этим заболеванием.

Он помолчал.

— Однако главный вопрос, я полагаю, заключается в другом: почему мальчик вдруг стал одержим чувством собственной греховности?