Не в первый раз я задумываюсь над тем, какой символ был заключен в ее медальоне Дня Благословения. Майне уже девятнадцать, она на два года старше меня. А значит, она уже открывала свой медальон, уже прочла знак своей судьбы. Я пытаюсь представить ее реакцию, когда золотая подвеска раскрыла тайну. Увидела ли она внутри что-то неожиданное, или, напротив, узнала подтверждение своей судьбы, которую и так чувствовала? Знак горького рока или истину, которую она и прежде носила в сердце, всегда ощущала, как боль в глубине костей. Но спрашивать о том, что за знак был скрыт в медальоне Благословения, совершенно недопустимо. Это один из самых личных вопросов, которые вообще можно задать, так что я прикусываю язык и обуздываю любопытство.

Перед тем как уйти, Майна предусмотрительно собирает пустые банановые обертки и прячет за пазуху. Это мера предосторожности – чтобы мадам Химура ничего не заподозрила.

– Теперь мы можем быть полностью откровенными друг с другом? – спрашиваю я с надеждой, когда она поднимается на ноги.

Тяжкий момент ожидания ответа… Наконец Майна кивает.

Я перевожу дыхание.

– Тогда, я думаю, тебе стоит знать, что я… я однажды видела, как ты ночью покидаешь Бумажный Дом. Это было несколько ночей назад, точно не помню. Ты тогда скрылась в глубине парка.

– Ты следила за мной?

Ее голос звучит так резко, что причиняет боль. Я отшатываюсь и быстро отвечаю:

– Нет, конечно, нет! Я случайно увидела тебя с веранды. Я не знаю, куда ты ходила…

– Вот и хорошо, – так же резко бросает она.

У меня загораются щеки.

– Я заговорила об этом только потому, что ты подвергаешь себя опасности. Если бы тебя поймали…

– Я отлично знаю, что может случиться, если меня поймают.

– Ну, тогда я просто попрошу тебя быть осторожной.

– Я всегда осторожна.

Я моргаю.

– Всегда – это значит, что ты постоянно совершаешь такие вылазки?

Она смотрит в сторону, сжав губы, ее спина и плечи каменеют, словно она превратилась в статую.

– Совершаешь и собираешься продолжать, – несчастным голосом говорю я, осознавая правду.

Ее молчание служит мне ответом.

– Ты… ты с кем-то встречаешься в парке? – мне безумно трудно задать этот вопрос, слова словно душат меня изнутри.

– Конечно нет, – быстро отвечает она, глядя мне прямо в глаза.

– Тогда что же ты там делаешь, Майна? Ради чего можно так рисковать? Если мадам Химура узнает…

Между нами повисает молчание.

– Я не могу тебе сказать, – наконец отвечает она. И приближается на шаг. – Прости, Леи. Прошу тебя, просто забудь, что видела меня тогда, и никому об этом не говори. Можешь сделать это для меня? – Так как я молчу, она добавляет уже мягко: – Неужели тебе никогда не приходилось хранить тайны, которые ни за что нельзя раскрывать?

Да! – рвется у меня из груди ответ. Такая тайна – мои чувства к тебе.

Вместо этого я отвожу глаза.

Еще шаг – и Майна оказывается совсем рядом. Ее пальцы снова касаются моих.

– Леи, так ты все осложняешь для меня, – тихо говорит она. – Ты это знаешь?

И, не дожидаясь ответа, она приоткрывает дверь и выскальзывает наружу.

– Нет, – шепчу я ей вслед, снова оставшись в одиночестве, во тьме и духоте. – Это ты… ты все осложняешь для меня.

Глава шестнадцатая

Лилл с заплаканными глазами приветствует меня, когда я, спустя еще три дня, возвращаюсь из заключения.

Едва я переступаю порог своей комнаты в Бумажном Доме, как она бросается обнимать меня, и ее оленьи ушки щекочут мне щеки.

– Госпожа Леи! Как я рада снова вас видеть живой и здоровой!