Малуша. Пламя северных вод - Елизавета Дворецкая (2020)

Важность сошла с лица Бера: он расслабился и готов был улыбнуться.

– И если хочешь, даже можешь меня поцеловать, – милостиво добавила Малуша, вспомнив, о чем он просил в избушке перед уходом.

Словно предлагала наложить печать на признание их родства.

Бер нарочито медленно встал со скамьи и пересел к ней. Некоторое время разглядывал ее лицо почти в упор – а она разглядывала его и дивилась, как могла найти в нем сходство со Святославом. Черты у него крупнее, тяжеловеснее, но чувствуется в них нечто надежное. Повадки у него порой причудливые, но человек он, похоже, прямой и открытый.

Но можно ли ему доверить себя и Колоска?

Бер склонился было к ней, потом застыл и шепнул:

– А я… не утрачу разум и память, если сделаю это? Не превращусь в какого-нибудь зверя?

Несмотря на баню и очищающие заговоры, он сомневается: не осталось ли в ней еще чего-то от тех лешачих, у которых нет спины?

Малуша невольно опустила взгляд на его губы, чуть приоткрытые от сдерживаемого волнения, и сама заволновалась. От его голоса у нее возникала какая-то щекотка в животе, это было странно, но почти приятно. Как же она отвыкла от людей, прожив почти год наедине с одним-единственным медведем!

– А вот и проверь, если смелый, – шепнула в ответ Малуша, почти касаясь губами щеки Бера.

* * *

Вечер настал скоро. В темноте видно было, как высоко горит костер на берегу Великой – его будут поддерживать все двенадцать дней. У костра играли рожки, раздавалось пение и топот пляски. Еще один костер, поменьше, горел перед дворами, освещая накатанный санями путь вдоль ворот.

Под навесом у двери Вальгардовой избы сидели несколько человек. За углом раздавалась сдержанная возня, кто-то кого-то унимал досадливым шепотом.

Вдруг шум гудьбы и пляски у реки прервался, взамен раздался крик.

– Медведь едет, медведь! – неслись испуганные, предостерегающие крики. – Берегись!

Послышался свист. Показалось нечто темное – от реки мчались сани. Вот они приблизились к Вальгардовым воротам, встали. Виден был седок – огромный бурый медведь, держащий вожжи.

– Где моя жена? – рявкнул он. – Нагостилась, подавай ее сюда!

– Вот твоя жена! – ответили ему с крыльца. – Давно готова, ждет.

К саням торопливо сошли два парня – Улеб и Бер. Под руки они несли еще кого-то, по виду женщину. Соломенное чучело почти в человеческий рост было одето в волчью шубу, повязано красным платком и прикрыто личиной – эти самые вещи были на Малуше, когда она вышла из леса.

– Забирай! – подойдя шага на три, они швырнули чучело в сани.

И в тот же миг из-за угла избы выскочили три собаки, спущенные с привязи, и с лаем бросились на лесного гостя. Медведь хлестнул лошадь и помчал во тьму. Собаки с лаем неслись за ним, вслед летел крик и свист.

Плыл по реченьке медведь,

Девки бегали смотреть!

Ты, медведюшка, постой,

Покажи нам хрен толстой!

– пели парни, исполняя на снегу перед избой дикую победную пляску.

Ворота тьмы закрылись за Князем-Медведем. К тому времени как ему вновь будет дозволено наведаться в человеческий мир, беглянка и ее лесное дитя будут уже очень далеко отсюда…

Часть третья

Перед первым выгоном скота на свежую траву госпожа Сванхейд давала в Хольмгарде пир начала лета, как велит обычай Северных Стран. После него у словен пришла пора девичьих праздников, гуляния в рощах, чествования богини Живы и русалок. По своей воле Мальфрид-младшая осталась бы дома: ей ли, после всего пережитого, с девками круги водить! Но Сванхейд решила иначе.