Невинные - Джим Чайковски, Ребекка Кантрелл (2015)

— Тебе не позволено быть там? — спросил Джордан.

Виноватое молчание само по себе было достаточным ответом.

Эрин тронула Руна за локоть.

— Ты должен быть там.

— Она будет жить или умрет вне зависимости от моего присутствия, а я могу не выдержать, если... если...

Он осел на скамью.

— Ей страшно, Рун, — напомнила Эрин, — как бы она ни старалась это скрыть. Возможно, это ее последние мгновения на земле, и ты единственный остался в этом мире из тех, кто истинно любил ее. Ты не можешь оставить ее одну.

— Может быть, ты и права. Если б я позволил ей прожить жизнь так, как было предначертано Богом, ее не постигла бы сейчас такая участь. Возможно, это мой долг...

Эрин стиснула его руку. Это было все равно что сжимать руку мраморной статуи, но где-то в глубине этой статуи таилась страдающая душа.

— Не надо делать это из чувства долга, — возразила Грейнджер. — Сделай это потому, что любишь ее.

Рун склонил голову, но вид у него по-прежнему был нерешительный. Он встал, повернулся и снова побрел по нефу. На этот раз Эрин отпустила его одного, понимая, что ему нужно взвесить ее слова и принять решение.

Она вздохнула и снова села рядом с Джорданом.

— Если бы мы оказались в такой ситуации, ты оставил бы меня пить это вино без тебя?

Он пальцем поднял ее подбородок и посмотрел ей в лицо.

— Я вытащил бы твою задницу из этого дерьма раньше, чем дошло бы до такого.

Она улыбнулась ему, радуясь этому мгновению, которое, однако, оказалось недолгим.

У входа в базилику показался Христиан и пошел к ним через длинный придел. Он нес плоскую картонную коробку, от которой пахло мясом, сыром и томатами. В другой его руке были две коричневые бутылки.

— Пицца и пиво, — определил Джордан. — Прямо сбывшаяся мечта.

— Помни это, когда будешь подсчитывать, сколько чаевых мне оставить. — Христиан протянул ему коробку.

Рун вернулся к ним, заподозрив, что Христиан принес не только поздний ужин для смертных.

Молодой сангвинист кивнул Корце.

— Пора. Но тебе не обязательно присутствовать. Я понимаю, какую боль это может причинить тебе.

— Я пойду туда. — Рун бросил на Эрин долгий взгляд. — Спасибо, Эрин, что напомнила мне, ради чего стоит это сделать.

Она наклонила голову, подтверждая, что поняла его слова, и жалея, что ей нельзя пойти с ним, нельзя быть там и поддержать его, если графиня не переживет испытание.

Корца повернулся прочь и пошел навстречу тому, чему суждено было свершиться, — дабы разделить эту участь с Элизабет.

Их судьбы были навеки переплетены одна с другой.

23 часа 57 минут

Элизабет вновь стояла в серебряной часовне, где недавно умерла и родилась заново. Кто-то смыл ее кровь с пола и стен. В комнате пахло ладаном, камнем и лимоном. На алтаре горели новые восковые свечи.

Как будто ничего и не произошло.

Она смотрела вверх, на выложенное сверкающими мозаичными плитками изображение Лазаря над головой. Он сделал то, что она только намеревалась попытаться сделать, — и остался в живых. Но он любил Христа.

А она — нет.

Элизабет провела рукой по своему черному одеянию монастырской послушницы. На поясе у нее висели серебряные четки, а на груди покоилось серебряное распятие. Оба предмета обжигали даже сквозь плотную ткань. Она чувствовала себя так, словно облачилась в странный наряд, собираясь на костюмированный бал.

Но не только в этом выражался ее маскарад.

Стоя смирно, так, чтобы никто не заподозрил ее истинных чувств, Элизабет радовалась и дивилась ощущению силы внутри. Кардинал испил так много ее крови и так мало дал взамен своей — этого было недостаточно, чтобы поддержать ее. Хуже того, ее чувствительные ступни касались святой земли, и это место должно было ослабить ее еще больше.

Но она чувствовала себя сильной — сильнее, пожалуй, чем когда-либо прежде.

Что-то в мире изменилось.