Я знаю, кто ты - Элис Фини (2019)

Администратор ждет, пока я сяду, и только тогда поднимает трубку телефона. Я не слышу, что она говорит, но во время разговора она не сводит с меня глаз.

Я сижу. Люди входят и выходят. Я наблюдаю за тем, как серебристые лифты за стойкой администратора одних глотают и уносят вглубь здания, а других выплевывают обратно. Джой с каждым, кто к ней обращается, разговаривает в той же ледяной манере, как будто у нее сломался термостат. Температура ее тона неизменна, и я думаю: как это грустно, что некоторые люди холодны от природы.

Из лифта выскакивает и направляется ко мне фигура молодого человека. Сперва я думаю, что его протянутая для приветствия рука предназначена кому-то другому, но тут же вспоминаю, что вокруг никого больше нет. На вид ему лет двадцать с небольшим. Его волосы слишком длинны, как и его неуклюжие конечности, которые под странными углами выпирают из-под дорогого костюма. От него пахнет бальзамом после бритья, мятными леденцами и молодостью.

– Добрый день. Это вы хотели видеть Бена Бейли? – спрашивает он глубоким аристократическим голосом, который не вяжется с его внешним видом. Я киваю и позволяю пожать свою руку. – Боюсь, Бен не работает здесь уже больше двух лет, и я то же самое сообщил вчера полиции. Вы сказали администратору, что вы его жена?

Кажется, я потеряла способность говорить, настолько я занята перевариванием его слов. Я снова киваю.

– Как странно, – говорит он, разглядывая меня словно в первый раз.

Лицо его приобретает знакомое выражение, какое бывает у людей, когда они не могут вспомнить, где они могли меня видеть. Он запинается, фразы цепляются одна за другую в своем стремлении быть услышанными:

– Понимаете, Бен был человек в себе, никогда не ходил в паб после работы и так далее. Я его толком не знал, впрочем, как и остальные. Простите, что не могу вам помочь. У него какие-то неприятности?

– Вы говорите, что Бен Бейли уже два года здесь не работает?

– Да, именно так.

Люди заходят и выходят, двери лифта открываются и закрываются, молодой сотрудник продолжает говорить, но я ничего не слышу. Кто-то выключил в моем мире звук, и это, наверное, к лучшему, потому что я не уверена, что хочу слушать дальше. В принципе, я, наверное, давно не спрашивала Бена, как дела на работе. Мы говорим только о моей работе. Но большинство людей все-таки сообщили бы супругу об увольнении, правда? У меня в голове наконец-то возникают правильные вопросы, но теперь уже слишком поздно, а кроме того, мне уже стоило бы знать ответы.

– Почему он ушел? – спрашиваю я.

Мой голос звучит совсем тихо, но молодой человек слышит вопрос, а я слышу его ответ.

– Его уволили. Злостно неправомерное поведение. И боюсь, он принял это очень близко к сердцу.

Тридцать семь

Эссекс, 1988

Суббота. Я сижу в подсобке, считаю мелочь и складываю ее в прозрачные пакетики, проверяя себя с помощью красной пластиковой подставочки для монет. Мне нравится начинать с монеток по десять пенсов. Их нужно класть одна на другую, пока столбик не вырастет до отметки «пять фунтов». Тогда я кладу их в пакетик. Ничего сложного. Я заворачиваю последний пакет, чтобы монетки не высыпались наружу, и замечаю, как в маленьком окошке мелькает чья-то тень. Наверно, мне показалось, потому что Мегги и Джон сейчас в лавке, и, судя по доносящимся оттуда звукам, клиентов сейчас полно.

По субботам у нас больше всего посетителей. Судя по всему, людям особенно нравится делать ставки в выходной день. Не знаю почему. Может, это хорошая примета. Наверное, я еще слишком маленькая, чтобы понять, чего интересного в том, чтобы орать на лошадей, которые скачут на экране телевизора. Как мне надоело слушать эти вопли и нюхать вонючие сигареты. Дым проникает даже сюда, в подсобку, и залезает мне в нос. Мне приходится дышать им целый день.