Враг моего мужа - Лина Манило (2020)

— Разберёмся, — отмахивается и принимается что-то искать в своём телефоне. — В машину, быстро.

— Надо в скорую, — настаиваю, но на меня никто не обращает внимания. Я, словно пятое колесо у телеги, лишь мешаю. — Саша, ты не слышишь меня?

— Это ты меня не слышишь! Быстро в машину, — и, оббежав автомобиль по короткой дуге, занимает водительское место. — Мы не можем скорую ждать, я сам отвезу. Давай же, ну!

Я слушаюсь, потому что сейчас действительно не время спорить. Когда Артуру так плохо, а на счету каждая секунда, от долгих разговоров один вред.

Мотор рычит, заводясь, вибрация проходит по салону, отражается в каждой клетке, а под ложечкой сосёт. Мне хочется верить: Саша знает, что делает. Мы успеем, обязательно успеем.

— Говори с ним, — раздаётся голос Саши, и я вижу отражение его тёмных глаз в зеркале дальнего вида. — Пока едем, говори о чём хочешь. Он тебя услышит, это ему поможет.

Эта просьба кажется странной, но почему бы и нет, верно? После задумаюсь над её значением, вложу какой-то смысл, которого в ней, возможно, вовсе нет, но сейчас нужно сделать то немногое, на что я способна.

И я говорю. Обо всём и ни о чём. Рассказываю о том самом месте, в котором мы с родителями проводили время долгие годы назад — то, где я прячусь во время медитаций. Тогда всё ещё было хорошо, потому что в моей жизни не было урода Романова.

Рассказываю, как сильно любила в детстве кататься на плечах отца и пить мамин клюквенный морс. О летних днях, проведённых у тёти Тани, о мальчике, с которым впервые целовалась. Миша был смешным и лопоухим, и странно дёргался, стоило мне посмотреть на него. А потом набрался смелости и коснулся моей щеки губами. Наш роман длился ровно десять дней, но я до сих пор вспоминаю то время с нежностью и теплотой.

Господи, кажется, это всё было в прошлой жизни, и так много счастья плескалось внутри, так упоительно пели соловьи и цвёл жасмин, пропитывая сладостным ароматом каждую мелочь вокруг.

Но случился Романов, но об этом я молчу, потому что не хочу о нём помнить. Он сволочь, преступник, но я ещё верю, что смогу найти справедливость. И даже это кажется неважным, пустым и несущественным, когда вот здесь, совсем рядом, тонкой нитью вьётся чья-то жизнь, хрупкая и мерцающая, и в любой момент может оборваться.

Нет-нет, нельзя думать о плохом! Я не знаю, на самом ли деле материальна мысль, но проверять именно сейчас не хочется.

— Ты выживешь, слышишь? Ты не имеешь права умереть, не смеешь! — горло пережимает спазм, и кажется, что вокруг не осталось ничего, и мир весь сузился до бледного лица Крымского.

Артур морщится, тихо стонет, и я готова прыгать до самого неба. Не знаю, не понимаю, какие эмоции меня обуревают, но радость в них точно присутствует.

— Он крепкий, — усмехается Саша, и в этот момент верю ему, как мессии. — Только упёртый. Вбил себе в голову, что должен тебя увидеть…

Пропускаю эти слова мимо ушей, потому что слишком много тайной надежды они мне дарят. Сейчас не до романтической чепухи, совсем не до неё.

— Приехали, — констатирует факт Саша.

Он набирает кого-то, коротко о чём-то докладывает, а я глажу Артура по светлым волосам, боюсь причинить лишнюю боль, но и не трогать его не могу. Крымский стонет протяжно, лицо искажается гримасой боли, а я приговариваю, что он молодец, он большой молодец, со всем справится и всё у него будет хорошо.

— Дурак ты, какой же ты дурак, — всхлипываю, а Артур, словно бы слышит меня, улыбается. — Зачем приехал? Тебе нельзя было, дурак!

Мне хочется его стукнуть. Действительно хочется, но здравый смысл подсказывает, что это точно не пойдёт Артуру на пользу. И я целую его в закрытые глаза, шепчу на ухо, что нужно лишь держаться, просто быть и никуда не исчезать.