Одноклассники бывшими не бывают - Ашира Хаан (2020)

— Потому что мы с тобой друзья, — просто ответил он. — Ты про меня знаешь самое грустное, я тоже хочу лучше тебя понимать.

И я сдалась.

Конечно, я не рассказывала ему все. И без того было страшно и странно говорить на эту тему с тринадцатилетним мальчишкой. Но эта история уже не казалась такой чудовищной и черной, какой была до того, как я рассказала Соболеву.

Матвей переспрашивал некоторые вещи, но, как ни странно, понял меня гораздо лучше, чем большинство моих знакомых взрослых.

И попросил разрешения обнять, когда я договорила.

А потом нам понадобилось мороженое — лучшее средство от душевных страданий.

Даже зимой.

— Значит у меня мог бы быть брат… — задумчиво сказал Матвей, облизывая свой мангово-малиновый сорбет. Я предпочла шоколадное со взбитыми сливками.

И чуть им не подавилась:

— Что?!

— Ну, вы бы с папой все равно встретились в конце концов. Только у тебя был бы сын и мы могли с ним подружиться. Как с тобой, только…

— …лучше, ага, — кивнула я. — Ну вот не факт, что я бы развелась, будь у меня сын.

— Пффффф… — выдал неоспоримый аргумент Матвей.

Ну, конечно, в его глазах все было так просто.

От того, что он не охал, не давал советов, не сочувствовал фальшиво, а просто принял мой рассказ как часть жизни — ну вот у него мама умерла, а у меня сын — мне и самой было как-то проще об этом говорить. Не ходить на цыпочках вокруг да около, но и не отрицать, что это больно и страшно.

— Но ты еще можешь иметь детей? — вдруг забеспокоился Матвей.

— Технически — могу, наверное. Но…

— Но боишься?

— Да.

— И я боюсь.

— Чего?

Где еще говорить о серьезных и важных вещах, как не на скамейке, спрятанной под тяжелыми ветвями огромной, в три этажа, новогодней елки в самом сердце развлекательного комплекса. Где-то там, в скучных зеленых коридорах Илья решал последние вопросы перед началом самой зажигательной ночи в году, которую он планировал провести с нами.

А мы — говорили.

О нем тоже.

— Что с папой тоже что-нибудь случится.

— Ох… — я отставила свое мороженое и обняла бедного Мотьку за плечи.

Чем тут его утешишь? Мой пример доказывает как раз то, что случиться — может. И молния бьет дважды в одно место, и бомба падает в воронку от предыдущей.

— Когда он меня только забрал, я его так ненавидел, что хотел убить… И теперь боюсь, что это сбудется.

Матвей вяло ковырял ложечкой в розовой жиже, в которую превратилось его мороженое. Неужели наелся наконец? Или тоже поперек горла встало?

— Зачем убивать? — спросила я. — Это же не вернуло бы…

— Ну, я был маленький. Особо не думал, — он хмыкнул и все-таки слизнул мороженое с ложки. — Сначала украл нож из кухни. Но понял, что не справлюсь. Решил отравить. Прочитал где-то, что мускатный орех ядовит в больших количествах и, когда был у бабушки, нашел у нее в буфете. Там имелся в виду порошок, наверное, а у нее был прямо твердый такой. Я попытался его разбить, но ничего не получилось.

— Господи, малыш… — я не успела справиться с приступом жалости к маленькому глупому Мотьке, который пытался расколоть этот старый окаменевший орех, чтобы скормить его Илье… — Ой, прости!

Я закрыла рот ладонью. Вот сейчас мне влетит за этого «малыша»…

— Сама ты… — фыркнул Матвей.

— У меня не очень много опыта общения с подростками, — повинилась я. — Только себя помню в твоем возрасте.

— И как это было? — Матвей с удовольствием подхватил новую тему.

— Я в тринадцать лет? — я закатила глаза. — Ужас! Как будто с меня содрали кожу, переломали ноги и руки — отовсюду торчат кости и нервы — и за все задевают. И все вокруг дико бесят!

— Не, у меня полегче… Все, конечно, бесят, но без костей, — Матвей наконец сдался и выбросил растаявшее мороженое. — Пошли? Нам еще папе подарки покупать.