Шаманка - Алла Лагутина (2020)

– Здравствуй, Мирон. Здравствуй, милый.

Волк оскалился и поднял лапу. И Сандугаш увидела, что когти на лапе у него не волчьи. Огромные, изогнутые, втягивающиеся, как у льва. Волк зарычал…

– Ты голоден. Я тебя накормлю.

Сандугаш вынула из ножен каменный нож и распорола рукав рубахи. Потом – надрезала руку. Вдоль. Так, что кровь хлынула потоком.

Волк принялся лизать ее. И лизал, лизал жадно, пока у Сандугаш не закружилась голова, пока она не начала клониться на землю, пока она не упала, уронив порезанную руку на грудь бесчувственного Федора, а волк все лизал и лизал ее кровь, а кровь все текла…

Из забытья Сандугаш вывел щебет соловья. И голос Мирона.

– Фленушка…

– Мирон…

– Фленушка, ты меня отрежь от него, ты ж за этим сюда пришла…

Сдержав стон, Сандугаш поднялась. Рана на руке затянулась. Но бессилие от потери крови было ощутимым.

Тем же каменным ножом она сделал три коротких надреза на лбу Федора, на его шее и – распахнув куртку, взрезав толстовку – под левым соском, а пупок обвела порезом, будто хотела вырезать. Правда, ранки были неглубокие. Для жизни – не страшно. Зато для связи с чуждым духом – смертельно…

Федор, не приходя в сознание, выгнулся и завопил так, будто его потрошили заживо.

Воем вторил ему белый волк.

Накричавшись до хрипа, Федор снова рухнул в яму и затих.

Затих и лес вокруг. И Сандугаш увидела, как засветили все травинки и листки, кора деревьев и мох на корнях, все засветилось бледным голубоватым светом. Из-за кустов, из-за стволов молча смотрели на Сандугаш мертвые. Мальчики и мужчины с заросшими исхудалыми лицами, в истрепанной, изорванной, окровавленной, простреленной военной форме. И девочка в белом платье сестры милосердия, в белом плате на голове – во Вторую Мировую войну не было таких одежд у санинструкторов, но смерть одела эту девочку в тот наряд, который она приняла подвигом своей души… Они смотрели молча, как Сандугаш вершит свое колдовство.

Белый волк подошел к Сандугаш и лизнул ее в губы.

– Благодарю тебя, Фленушка, любовь моя, жена моя. Благодарю тебя.

– Это только начало, Мирон. Я же душу твою получила от Мэдэг. От той шаманки, которая обратила тебя в волка. Я знаю, как обменять… Вся ее ненависть, которая стала белоглазым волком, уйдет в Байгал. А твоя душа будет свободна. Я искупила все твои грехи. Я за каждое твое злодеяние заплатила спасением.

– Лишь Господь может судить, грешен я еще или нет…

– Да. Там будет судить Господь раба Божия Мирона, – Сандугаш погладила мех, жесткий и холодный, будто не мех, а иней. – Но здесь я тебя освободила. Нужно только одно: пока ты чистый – погрузиться в Байгал. Оставить в воде белую ненависть Мэдэг. И вынырнуть твоей душе.

– Мы должны поехать к Байгалу?

– Нет. Сейчас…

Сандугаш встала, пошатываясь, дошла до сумки. Достала сосуд с водой.

– Вода Байгала. Как околоплодные воды для каждой из наших душ. И твоя – там… Я открою. Ты туда нырнешь. И когда ты почувствуешь душу – слейся с ней в объятии. А белое зло Мэдэг само в воде растворится.

– А… дальше?

– Я закрою бутыль, отвезу ее к Байгалу и вылью. И все.

– А моя душа?

– Она будет свободна, Мирон. Никакого зла. Никакой боли.

– И я смогу… Уйти туда? На суд Божий?

…Сандугаш была шаманкой и картина ее мира была иной, нежели картина мира православного христианина Мирона Алексеевича Щербакова, рожденного и воспитанного в XVIII веке. И хотя с тех пор скитался он по земле больше двух столетий, все равно его картина мира оставалась той, которую ему внушили религиозные няня и мама и батюшка, которому он исповедовался. И не Сандугаш было с ним спорить и переучивать. Кто ее знает, правду-то? Может, так сложна она, что человеку и не постигнуть.

– Да, Мирон. Ты уйдешь на суд Божий.