Расплата - Джон Гришэм (2020)

– Она сломалась, когда нам сказали, будто отец убит. Или считался убитым, – продолжил Джоэл. – Мы все тогда немного тронулись. Я неделю не мог выйти из дома. Помнишь, тетя Флорри?

– Как я могу забыть? Это было ужасно.

– Мы были словно привидения – днем бродили, как во сне, и страшились ночей. Но находили в себе силы жить. И мама тоже справлялась. Крепилась и сохраняла лицо. Правда?

– Да. Как мы все. Но это было непросто.

– Жизнь казалась адом наяву. Однако мы выстояли. Я был в Вандербилте, когда мать позвонила и сообщила, что отец жив. Что его нашли и спасли. Нам сказали, что он тяжело ранен, но это было не важно. Главное, что жив! Я поспешил домой, и мы отпраздновали это события. Мать была очень счастлива. Я правильно говорю, тетя Флорри?

– Да. Мы ликовали, испытывали почти эйфорию. И это длилось несколько дней. Сам факт, что Пит жив, казался чудом. Затем, прочитав, как жестоко обращались на фронте с военнопленными, стали задаваться тревожным вопросом, насколько серьезны его ранения.

– А теперь о матери. Мы безумно радовались, когда отца отпустили. И когда он вернулся домой героем, она испытала гордость, как никакая женщина в мире. Никто не чувствовал себя счастливее нас, и это было всего год назад. Что же произошло, тетя Флорри?

– Не надейся, что я тебе отвечу. Я не знаю. Первые несколько недель все шло хорошо. Пит выздоравливал и с каждым днем креп. Твои родители радовались, жизнь складывалась как нельзя лучше. Затем все изменилось. Нинева сказала Мариэтте, что они ссорятся, что Лиза ведет себя странно, склонна к приступам плохого настроения и надолго запирается в комнате. Твои родители больше не спали вместе, Пит перебрался в твою спальню. Поскольку предполагалось, что мне об этом неизвестно, я не задавала вопросов. К тому же спрашивать Пита о личном – пустая трата времени. С Лизой я не была близка, и она со мной ничем не делилась. В общем, я блуждала в полной темноте, но, если честно, это не самое худшее место.

Джоэл сделал большой глоток виски.

– А вскоре мать отослали из дома?

– Да.

– Почему, тетя Флорри? Почему мою мать поместили в дом для душевнобольных?

Флорри покачала стакан, долго смотрела, как в нем плещется джин, сделала глоток и, поморщившись, словно выпила что-то отвратительное, поставила на стол.

– Пит решил, что ей требуется помощь, но здесь профессионалов нет, они в Уитфилде, куда Лизу и отправили.

– Так просто? Взяли и увезли?

– Нет, потребовались кое-какие действия. Но давай начистоту, Джоэл, твой отец знако`м с нужными людьми, и Уилбэнксы у него в заднем кармане. Они переговорили с судьей, и тот подписал распоряжение. Твоя мама судебному приказу о помещении в дом для душевнобольных не сопротивлялась. У нее не было выбора: если твой отец что-то от нее требовал, а я не сомневаюсь, он требовал, ей оставалось лишь подчиниться.

– Какой ей поставили диагноз?

– Понятия не имею. Наверное, принадлежность к женскому полу. Не забывай, Джоэл, мы живем в мире мужчин. И если мужу со связями кажется, будто жена не такая, как раньше, подавлена и подвержена колебанию настроения, он может на время избавиться от нее.

– Неужели отец засадил жену в сумасшедший дом только потому, что ему почудилось, что она не такая, как раньше? Она для этого слишком молода. Тут что-то не так, тетя Флорри.

– Я тоже так считаю. Однако меня не посвящали в их споры и ссоры.

Джоэл вернулся к мясу, съел несколько ложек и снова запил виски.

Флорри попыталась, но тщетно, изменить тему беседы:

– Ты все еще встречаешься с той девушкой?

– С какой?

– Довольно. Ответ исчерпывающий. А вообще у тебя есть девушка?

– Постоянной – нет. Я для этого слишком молод, и мне предстоит учиться юриспруденции. Ты сказала по телефону, что разговаривала с Джоном Уилбэнксом. Он взялся защищать отца?