«Одно из главных отличий между маршрутами, которыми пользуются иннуиты в Арктике, и теми, что используются большинством культур в других местах, – писал Апорта, – заключается в том, что в Арктике маршруты хранятся и развиваются в индивидуальной и социальной памяти людей, проявляются лишь в определенные периоды в форме следов на снегу и исчезают с ландшафта со сменой времен года»[49]. В радиусе трех с лишним тысяч километров вокруг Иглулика, куда Апорта добирался на снегоходе, он нанес на карту 37 известных местным жителям маршрутов, 15 из которых использовались не одним поколением путешественников. На той же местности он записал четыре сотни иннуитских названий мест. Его спутники всегда знали, где находятся. Маршруты иннуитов из одного места в другое пролегали вовсе не по ничейной земле. Как впоследствии писал Апорта, эти маршруты проходили «через места, имевшие названия по снегу определенной формы, вдоль знакомой линии горизонта, и все это составляло территорию, на которой опытный путешественник всегда знал, где он находится»[50].

Апорта считает, что в путешествие иннуитов влекут не сделки, не выживание и даже не стремление попасть из пункта А в пункт Б. Путешествие для них – это образ жизни. В пути они зачинали и рожали детей. Все собирались вместе – и шел обмен ресурсами и новостями. Теперь Апорта рассматривает арктический ландшафт как пример ландшафта памяти, мысленных образов окружающей среды и мест, которые хранятся в памяти людей и которыми делятся с членами сообщества. Этот термин изобрел в 1990-х гг. специалист по социальной антропологии Марк Наттолл, когда писал о гренландских иннуитах: «Взаимоотношения охотника или рыбака с окружающей средой отчасти определяются индивидуальной и коллективной памятью, которая наделяет ландшафт смыслом, понятным для отдельного человека, семьи или сообщества, а также представлениями о корнях и неизменных связях»[51]. Путешествие по этим маршрутам было способом, с помощью которого иннуиты взаимодействовали с окружающей средой, поддерживали, питали и расширяли свой ландшафт памяти.

Исследователи пространственной ориентации обычно делят навигационные стратегии людей на два вида. Первый – это знание маршрута, способность создать последовательность пунктов, ориентиров и перспектив, которые составляют путь из одного места в другое. Путешественник обращается к череде хранящихся в памяти сведений об ориентирах или точках обзора, чтобы распознать правильную последовательность для перемещения с места на место. То, как иннуит использует ландшафты памяти, на первый взгляд могло бы показаться ясным примером знания маршрута. Вторая стратегия называется обзорным знанием: путешественник организует пространство в неизменную схему, подобную карте, в которой каждый пункт или ориентир на карте имеет двумерную связь с любой другой точкой. Знание маршрута – это вербальное описание, например когда вы рассказываете приятелю, как найти почтовую контору, тогда как обзорное знание представляет собой карту «с высоты птичьего полета», которую вы можете нарисовать ему на листе бумаги.

Знание маршрута зависит от ракурса, с которого смотрит путешественник, а также от отношения путника к окружающим объектам – это так называемая эгоцентрическая перспектива. Человек воспринимает окружающее по отношению к себе, к расположению своего тела – впереди, сзади, вверху, слева или справа. Обзорное знание опирается на так называемую аллоцентрическую перспективу, которая объективна, похожа на карту и не зависит от контекста при отображении пространственного расположения объектов и ориентиров.