Как мы ориентируемся - Маура О’Коннор (2021)

Меня удивляет, что я до сих пор могу нарисовать точную карту того счастливого места. Я точно знаю, где рос виноград вдоль выложенной гранитом канавы, расстояние до искривленного персикового дерева, помню ульи и каждую молодую сосенку по периметру пастбища. Помню, как изгибался ручей; помню, где он разливался в начале лета – мутной купальней для меня и тысяч головастиков, – помню, как он петлял, исчезая в чаще за озерцом, где водились бобры. Я могу нарисовать каждую яблоню и каждое персиковое дерево, кусты смородины и малины, высокую березу и грунтовую тропку между деревьями, ведущую к гигантскому полю золотарника. Я помню, как лежали камни в зарослях старой сирени, куда не мог пролезть никто, кроме меня. Там я устраивала себе убежище, укрывалась в собственном мире – это была моя первая отдельная комната.

Готова поспорить: если бы я нарисовала карту и отправила бы вас в прошлое, эти подробности позволили бы вам точно сориентироваться на месте. Примечательно, что моя память не ограничивается нашим домом, а распространяется на весь город. Почему в моем сознании осталась зияющая пустота первых лет жизни и неожиданная четкость и точность пространственной памяти после шестилетнего возраста? Какое-то время я приписывала это некой травме – просто потому, что четыре года, которые мы прожили в трейлере, были самыми счастливыми в моем детстве и, как выяснилось позже, самыми спокойными в подростковом возрасте. Потом было несколько переездов и развод родителей; с десяти до двадцати восьми лет я никогда не жила в одном месте дольше года или двух. Может быть, именно этот период стабильности объясняет точность, с которой я могу вспомнить подробности нашего убогого рая? Может быть, я все так хорошо помню потому, что была там счастлива? Но почему, недоумевала я, память о тех годах так часто принимает форму карты с несметным числом путей и мест, которые я исследовала и в которых давала волю своей фантазии?

Первым, кто рассказал мне об универсальной амнезии у детей, был нейробиолог. Кейт Джеффри в своей лаборатории в Университетском колледже Лондона изучает работу клеток гиппокампа у крыс. Она пытается выяснить, почему человеческий мозг использует одни и те же нейронные цепи для ориентирования в пространстве и для эпизодической памяти. Кейт называет это одной из самых больших загадок мозга. «Почему природа использовала те же структуры и для восприятия пространства, и для памяти – функций на первый взгляд столь разных? – писала она в журнале Current Biology. – Одна из захватывающих возможностей заключается в том, что когнитивная карта представляет, если можно так выразиться, сцену, на которой разыгрывается драма вспоминаемых событий. В такой интерпретации она служит «оком разума» для воспоминания не только о местах, но и о событиях, которые в них происходили, и даже – согласно новейшим данным, полученным методами нейровизуализации, – для воображения»[64].