Читающий по телам - Антонио Гарридо (2014)

— Не совсем так. В записке Кан признает, что виновен, но ни разу не упоминает о желании покончить с жизнью.

— Не знаю… Все это как-то неубедительно. Ты не можешь явиться к императору с одними только предположениями.

— Это можно бы назвать и предположением, если бы не другие обстоятельства из тех, что очевидней некуда, — возразил юноша. — Во-первых, одежда Кана, аккуратнейшим образом сложенная и лежавшая на столике.

— Это ничего не доказывает, — покачал головой Фэн. — Тебе не хуже меня известно, что очень многие самоубийцы раздеваются перед повешением. И если одежда аккуратно сложена, это свидетельствует лишь о крайнем их прилежании, с которым они делают все свои последние дела.

— Действительно, Кан был человек аккуратный, приверженец порядка. Вот почему мне и кажется странным, что одежда, сложенная на столике, была свернута совсем иначе, нежели вся остальная, что я видел в его гардеробе.

— Понимаю: ты хочешь сказать, что это не Кан ее складывал.

Цы молча поклонился.

— Остроумно, да только это ошибка новичка. — Фэн, словно всего лишь принимал экзамен, вновь покачал головой. — Если бы речь шла о какой-нибудь бедной семье, твой вывод был бы верен, однако уверяю, что во дворце никто сам не складывает свою одежду — это дело слуг. Твое наблюдение доказывает только, что Кан сложил одежду не так, как это делает его прислуга.

Цы был поражен. Он почувствовал себя тупицей; оставалось радоваться лишь тому, что поправил его не кто-нибудь, а давний его учитель. Но он вовсе не был обескуражен. Нестыковка с одеждой была из самых незначительных, оставались еще два важных соображения.

— Прошу простить за высокомерие. Я не утверждаю, что прав во всем… — Рассыпавшись в извинениях, Цы продолжил свою мысль: — Но тогда ответьте мне: при чем здесь сундук?

— Сундук? Не понимаю.

— В качестве подставки Кан использовал сундук. Как представляется, он подтащил его под центральную балку, взобрался на крышку и спрыгнул вниз.

— И что же здесь необычного?

— Самая малость. — Цы выдержал паузу. — Этот сундук доверху набит книгами. Я попробовал сдвинуть его с места, но не смог. Для этого потребовалась помощь другого мужчины.

Фэн наморщил лоб:

— Да точно ли он столько весил?

— Намного больше Кана. Зачем было волочить такую тяжесть, когда в комнате полно стульев?

— Не знаю. Кан был человек очень массивный. Может, он побоялся, что сиденье окажется слишком хрупким для его веса?

— Не боялся повеситься, но боялся упасть со стула?

Фэн насупился.

— Как бы то ни было, и это еще не все, — продолжал Цы. — Вернемся к веревке, на которой был повешен министр. Она новая. Конопля была нетронутой, будто веревку только что свили. Однако был сношенный участок — как раз за петлей, перехлестнутой через балку.

— Ты имеешь в виду свободный конец?

— Именно, дальше узла. Потертость длиной примерно в два локтя. И, как ни странно, то же расстояние отделяло пятки погибшего от пола.

— Не понимаю, к чему ты клонишь.

— Если бы он повесился сам, то вначале привязал бы веревку к балке, затем просунул голову в скользящую петлю и в конце концов спрыгнул бы с сундука.

— Да, так все и должно было происходить.

— Но в таком случае на конце не было бы никаких потертостей, а нам известно, что случилось иначе. — Цы поднялся и живо принялся показывать, как все происходило. — По-моему, перед повешением Кан был уже без сознания. Возможно, его чем-то опоили. Два человека, а то и больше, взгромоздили его на сундук. Затем просунули голову Кана в петлю, перекинули конец веревки через балку и потянули, чтобы подвесить тело. Когда веревка терлась о балку, на ней уже висел тяжелый Кан, поэтому повреждения оказались столь заметны. Причем длина поврежденного участка ровно такая, на сколько Кана подняли над полом.