Темные тайны - Гиллиан Флинн (2013)

Раковина в том месте, где Бен красил волосы, была в грязно-фиолетовых потеках. Значит, среди ночи он заперся здесь и, сидя на крышке унитаза, изучал инструкцию на коробке с краской для волос, которую она обнаружила в мусорном ведре. С коробки улыбалась женщина с бледно-розовой помадой на губах и черными как смоль волосами, постриженными под каре. А краску он, наверное, украл — невозможно представить, как сын, опустив голову, кладет коробку перед кассиром. Вот и украл. А потом ночью, совершенно один, отмерял нужное количество, смешивал ингредиенты и мазался полученной массой. И сидел с этой химической кашей на голове и ждал.

От этих мыслей стало невероятно грустно. В их доме, где полно женщин, ее сын ночью сам красит волосы. Конечно, глупо было бы предположить, что он мог попросить ее содействия, но как же, наверное, грустно и одиноко заниматься таким делом без сообщника. Двадцать лет назад ее старшая сестра Диана прокалывала ей уши в этой самой ванной. Пэтти накалила булавку в пламени дешевой зажигалки, Диана разрезала пополам картофелину и приложила холодной мокрой сердцевиной к мочке уха с обратной стороны. Они заморозили мочку кубиком льда из холодильника, и Диана («Стой же ты, не шевелиссссь!») проткнула ее раскаленной булавкой. Кстати, а зачем была нужна картофелина? Чтобы лучше прицелиться или еще для чего-то — теперь и не вспомнить. После этого перепуганная Пэтти с торчащей из уха булавкой осела на пол у ванны, отказываясь продолжать процедуру. Но, настроенная решительно, несговорчивая Диана в своей огромной теплой ночной рубашке пошла в наступление со второй булавкой на изготовку.

— Одно ухо не прокалывают, Пи. Еще буквально секунда — и все!

Диана, деятельная натура, уже тогда считала, что все нужно доводить до конца, и этому ничто и никто не может препятствовать: ни погода, ни лень, ни горящее огнем ухо, ни растаявший лед, ни трусиха-сестра.

Пэтти покрутила в ушах золотые сережки-гвоздики. Левая торчала не в центре мочки — между прочим, по ее собственной вине, потому что она дернулась в самую последнюю минуту. И все-таки вот они — свидетельства подросткового стремления к самостоятельности. Рядом была сестра, с ее же помощью и участием она в первый раз накрасила губы, а году в шестьдесят пятом к гигиенической прокладке размером с хороший подгузник приладила эластичный крепеж. Определенно, некоторые дела нельзя делать в одиночку.

Она почистила раковину «Кометом». Скоро приедет Диана. Она всегда заезжала в середине недели, если «была на машине», таким образом превращая тридцать миль пути на ферму всего лишь в часть обычных дневных забот. Диана посмеется над этим последним подвигом Бена. Диана всегда была ей нужна как глоток воды, когда ее беспокоили школа, учителя, ферма, Бен, собственное замужество, дети, снова ферма (а начиная с восьмидесятого года это всегда, всегда, всегда была ферма). Сидя на складном стуле в гараже и выкуривая сигарету за сигаретой, она назовет Пэтти идиоткой и велит не брать в голову. Передряги находят человека, хочет он того или нет. С Дианой рядом это были почти живые существа с крючками вместо пальцев — и с ними требовалось расправляться немедленно. Диана не зацикливается на неприятностях — это удел пассивных натур.

Но у Пэтти не получалось не брать в голову. За последний год Бен от нее отдалился, превратился в этого странного, пребывающего в вечном напряжении парня, который сидит в своих четырех стенах и слушает музыку — от нее эти самые стены ходят ходуном, а из-под двери изрыгаются режущие ухо слова, от которых тревожно на душе. Пэтти сначала не прислушивалась, потому что сама музыка была такой безумной и отвратительной, но однажды, вернувшись домой из города раньше (Бен думал, что дома никого нет), она встала под дверью и услышала жуткие вопли:

Меня больше нет,

Я уничтожен,

Дьявол забрал мою душу,

Я теперь сын Сатаны…